Ей думалось порой: она урод.
Нигде себя не видя подходящей,
она спасалась ворохом забот,
откладывала чувства в долгий ящик,
ни с кем не говорила. Ну кому
она такое о себе расскажет.
И, выплакав накопленную тьму,
старалась отмахнуться от вчерашних
уныния и врЕменной тоски.
Шагала в жизнь, смеялась, громко пела.
Неловко и немного вопреки,
но как могла — кому какое дело.
И было всё: друзья и повод петь,
и радости, и даже чувство счастья.
Но это одиночество в толпе
и горькая порой несопричастност...