Однажды Д.Б.Эльконин произнес меткую фразу, которая распространилась как афоризм: “Отметка есть нацеленная в лоб ребенку винтовка”.

А В.А.Сухомлинский писал: “Я всегда с большой тревогой думал о психозе погони за отличными отметками – этот психоз рождается в семье и захватывает, ложится тяжелым бременем на юные души школьников, калечит их. У ребенка нет в данное время таких способностей, чтобы учиться на отлично, а родители требуют от него только пятерок, в крайнем случае мирятся с четверками, и несчастный школьник, получая тройку, чувствует себя чуть ли не преступником”.

Но ведь большинство из нас уверены в том, что отметки создают мотив учения: “Дети сами хотят отметок!”

– Да, после того, как мы сами их пристрастили к ним. Наркоман тоже хочет наркотика, не мыслит своей жизни без услаждающих и отравляющих веществ, – отвечает Шалва Амонашвили. – И еще мы лукавим вот в чем: дети хотят не любых отметок, а только положительных, лучше всего – пятерок. Но мы-то придумали для них не только пятерки! И дети добывают их всякими средствами: хитроумными шпаргалками, замаскированными формами списывания, изощренными подсказками. А грубость учителя, его силовое воздействие ради того, чтобы совершить самое святое – с точностью аптекаря оценить знания ребенка отметкой! Все это – кровное достояние авторитарно-императивного педагогического процесса, который держится, так сказать, на вооруженной силе. Иначе как ему обеспечить спокойствие и повиновение в своей империи, как принудить учеников учиться усердно, не шалить, не хулиганить, не мешать? А вот так – испытанными еще средневековой иезуитской школой двойками, тройками, единицами, которые охраняют процесс обучения от учеников, готовых каждую минуту уклониться от учения, от знаний.

Отметки не учебу детей стимулируют – они охраняют власть учителя. Они так и были задуманы – они сменили множество изощренных форм физического и нравственного наказания учеников в школах средневековья, но не для того, чтобы изгнать из школы физическое наказание вообще, а только для того, чтобы перенести часть этого дела и на родителей.

– В авторитарно-императивной педагогике из учебного процесса выпадает едва ли не самое главное – контроль и оценка. Они изымаются учителем. Он контролирует, проверяет, находит ошибки, указывает на недостатки, оценивает, высказывает суждение о результатах. Следствием этих операций является отметка как проявление воли и единоличного мнения учителя. Оценка и отметка учителя не несут ребенку конкретного содержательного смысла, потому что ребенок не только лишен необходимости проверять и оценивать свою деятельность, но и не знает, по каким критериям учитель ведет контроль. И отметка, искусственно вводимая с целью стимуляции учебно-познавательной деятельности, на самом деле вносит в нее страх и неуверенность, а потому становится тромбом в ней.

У школьника в течение всех десяти лет не вырабатывается мотив контролировать, оценивать свои действия: его самооценки никому не нужны. Разве далеко отсюда до результата – воспитания человека, не надеющегося на себя, неуверенного в себе, со слабо развитым чувством ответственности за свой труд, не умеющего защищать себя и других, робкого и безвольного, социально пассивного, с деформированным аналитическим суждением (этот список можно продолжать и продолжать).

Считается, что прирожденные способности являются пассивными, потенциальными задатками, и если среда или педагогический процесс случайно или целенаправленно зацепит их, выявит, то можно заставить их развиваться. Но тогда придется признать, что ребенком изначально правит природная лень: ему лень родиться, лень учиться и воспитываться, лень жить, вот только умереть не хочет, – говорит Шалва Александрович. – А я в это – в лень от природы – не могу поверить: природа сама активна и деятельна, она постоянно ищет, создает, разрушает, действует непрерывно. А ребенок – часть природы, модель ее, модель Вселенной. Можно ли говорить о природе, что в ее сути заложена лень, что лень – это свойство природы? В таком случае кто же мешает ей отдаться полному покою, остановиться, омертветь? Может ли природа, находясь в вечном движении и развитии, создавать формы с преимущественной силой лени и покоя, пассивности и выжидания? Такого не может быть. Природа творит живые существа наподобие самой себя – активные, экспансивные, движущиеся. Она закладывает в ребенке не пассивные возможности, а такие, которые снабжены собственными импульсами к движению. Это, например, стремление стать человеком, познавать мир.

Любая наука нужна лишь для возвышения человека. Не странно ли, что у нас школьник – вечная жертва преподаваемых ему наук? Не сама история, химия, физика важна в школе, а история, химия, любая наука должна быть проводом, через который учитель проводит свет.

Амонашвили говорит, что ребенком движут три страсти: страсть к развитию, стремление ко взрослению и страсть к свободе.
Отсюда требования к взрослым: общаться с ребенком на равных, проявлять доверие, поручать дела взрослых, устанавливать сотруднические взаимоотношения, возлагать на него обязанности, обращаться к нему за сочувствием и сопереживанием.

Порой думают, что в начальной школе нужно как можно чаще применять игровые приемы, ибо дети любят играть. Однако дети стремятся к школьной жизни вовсе не для того, чтобы продолжить там свои игры, а для того, чтобы утвердиться в своей роли повзрослевшего.

Детей надо учить не играючи, а серьезно, с чувством ответственности. Учитель должен так изящно и искусно играть роль, чтобы дети забыли о своей потребности в игре, считает Амонашвили.

О свободе: Это природа ищет возможности для проявления своей многоликости, для достижения совершенства и безграничности. Это шалит не сам ребенок, а природа в ребенке.

Вся понукательная, запретительная педагогика, все виды наказаний – это результат непонимания взрослыми, пресечения ими стремления к взрослению и свободе.

Из книги "Отметка - стимул? Нет, наказание!" (Шалва Александрович Амонашвили)