Прочитала утром и не удержалась, решила поделиться со всеми вами. Пусть наши дети и те детки, которые скоро родятся будут получать от нас-мам, только любовь и позитивные эмоции даже при воспитании. Прочитайте текст. Кстати, кто-то в Прегги уже постил текст этой талантливой блогерши. (с) """""""""""Ерёма - это девушка. Вообще, ее зовут Оля Ерёмина, но нам, двум Олям, на одной территории было тесно, пришлось выкручиваться, приплетая фамилии. Поэтому она - Ерёма, а я - чтоб не обидно - Савелий. Старославянские мужские имена в роли кличек у нас давно, ещё с институтских времен, мы привыкли.
Мы с Ерёмой - родственные души. В качестве приданого у нас перспективные пробивные характеры и похожий набор проблем и комплексов, растущих из необразцового детства.
Нас ломали наши матери.
Мама Ерёмы, например, все время говорила ей, что она - толстая. Мы с ней - практически одной комплекции, высокие и не худые. Но и не толстые. Если высчитывать индекс массы тела, то наши показатели идеально расположены в границах нормы. Но мама Ерёмы так не считала. Она вообще ничего не считала: не доверяла цифрам - доверяла глазам. Глаза видели в дочери лишний вес.
Сколько помню Ерёму – она всё время вместо обеда жуёт траву. Рукколу. Салат. Огурчик. Еда для неё – не источник удовольствия, а источник проблем. Она сглатывает слюну, глядя, как я уплетаю сосиску или пирожок.
- Будешь? - спрашиваю.
- Нет, не хочется…
Не хочется ей, как же. Мне жаль её, но я не умею терпеть голод, и продолжаю есть свой вкусный обед под хруст её огурца.
Прошли годы. Мы давно закончили институт, создали семьи, сделали карьеры.
Мама Ерёмы умерла давно и внезапно. Несчастный случай. Ерёма превратилась в красивую нервную блондинку с нездоровой худобой. Такая фигура – в тренде, она вышла замуж за богатого человека. Живет всем на зависть, в частном особняке на Рублёвке. При росте 175 см вес Еремы намного ниже 60, и она продолжает худеть.
У нее такие впалые скулы и тонкие запястья, что лично мне её худоба кажется...патологичной. Но Ерёма так не считает – и продолжает бороться с мифическим лишним весом. Для мамы. Которой давно нет. Но доказать ей, что она не толстая, Ерёма по-прежнему пытается.
Я знакома с ее мужем. Он такой...немного в себе, ничего не замечает вокруг, кроме биржевых сводок. Но по-человечески хороший. Занимается благотворительностью, переводит деньги в детдома, отдает брендовые вещи в мой курируемый интернат, участвует в решении чужих проблем. Мне хочется, чтобы он заметил болезненную худобу жены и остановил ее индивидуальное самоистребление. Но он не замечает. Говорит, что диетология - это хобби Ерёмы. Не понимает, что хобби на самом деле гораздо глубже - оправдать завышенные ожидания матери.
Ох, как мне это знакомо... Я всю жизнь занимаюсь тем же самым. Отдаю себе в этом отчет, но продолжаю. Моя мать не считает, что я толстая, она считает, что я... бракованная. За что не возьмусь - всё мимо кассы. Облажалась во всех своих ипостасях: жены, матери, дочери, профессионала.
Когда у нее спрашивают обо мне, она отводит глаза. Ей стыдно, что у нее такая дочь. Неумеха.
Я очень стараюсь, всю жизнь выцарапываю, зарабатываю, вымаливаю от нее мимолетное "молодец". А она всю жизнь в мой адрес разочарованно качает головой.
На черта он мне сдался, этот её «молодец»? Зачем я трясу у нее перед носом красными дипломами, грамотами и благодарностями от Министров, зачем вожу к ней на гастроли своего ребенка, утрамбованного стихами и знаниями не по возрасту, свидетельствующими о его одаренности, зачем пытаюсь купить «молодец» через бесконечные, её любимые лакомства и дорогущие лекарства? Зачем?
Помню, однажды я бежала домой, окрыленная новостью: меня одну из всего института заметили после практики и приняли на работу в Министерство образования, и уже оформили в штат, пусть и на полставки, и это будет моя первая запись в трудовой книжке! Я неслась к маме, сжимая в клювике эту радостную новость, в надежде, что вот теперь точно я заслуживаю пусть мимолетной, но похвалы. Сегодня, наконец, я услышу своего заслуженного «молодца»...
-Мама! Мама! – не скрывая радостный восторг, закричала я прямо из прихожей. - Я устроилась на работу в Министерство! Я сама, представляешь? Меня взяли, одну из всех практикантов!!!
Мамино лицо было спокойно и безучастно:
- Макароны будешь или суп разогреть?..
Лет в 14, страдая от неразделенных чувств к рыжему мальчишке, в качестве некролога к несостоявшемуся любовному роману, я написала своё первое неловкое стихотворение, в котором зарифмовала самые очевидные из возможных существительных. Что-то вроде «моя любовь - волнует кровь - приди же вновь - не в глаз, а в бровь - и съешь морковь». Написала в своём тайном дневнике, но моя мать, не знакомая с понятием о личном пространстве, нашла и прочла дневник. Как ни странно, ей понравилось.
Мама решила, что хочет, чтобы я стала поэтом и немедленно отдала меня на литературные курсы при Горьковском литературном институте. Моё мнение её мало интересовало: она родила дочь для того, чтобы я реализовывала её мечты, поэтому согласовывать со мной такие мелочи, как моё мнение по данному вопросу, не считала нужным.
Она мечтала когда-нибудь взять в руки книгу, пахнущую типографской краской, на обложке которой красуется моя фамилия и название «Избранное», открыть её на первой чистой странице и прочесть: «Посвящается моей матери…»
Литературный институт щедро выпекал поэтов и писателей. Я недоумевала: что это за профессия такая – «поэт»? Я – поэт, зовусь Незнайка, от меня вам – балалайка?
Рядом со мной за длинной партой сидела кудрявая девушка, которая писала красивые, непонятные, но легко запоминающиеся стихи с хорошим размером.
«Мы шли в недорисованном лесу,
Ты извини, но грифель поломался.
Я заплету слова твои в косу,
Мне очень жаль, что наш союз распался».
С другой стороны – парень, который эпатировал остальных и своим видом – грязным и расхлябанным, и своей прической – длинной, почти девичьей косой, и своими стихами.
«Ромашки на поле растут,
Какашки – они тут как тут».
Впоследствии поступил в институт на бюджет именно этот парень с косой и какашками, ни я со своим «любовь-кровь-бровь», ни кудряшка в недорисованном лесу – не поступили…
- Я так и знала, - сказал мама, когда я сообщила ей о провале, лишний раз убедив в собственной никчемности.
Я живу со своим мужем уже 13 лет, и он каждый день говорит мне, что я - «молодец» разными словами. Отрабатывает за маму. Он говорит, что я – талантлива, что я – хорошая мама, красивая женщина и отличная жена. И очень удивляется, когда я недоверчиво переспрашиваю: «Ты правда так считаешь?» Он захлёбывается от негодования: «Как ты могла усомниться! Конечно, я так думаю! Да вот спроси любого!»
Я слушаю мужа внимательно и уже почти верю ему. Просто мне 20 лет говорили, что я – неумеха, и лишь 13 – что я молодец. Ещё 7 лет – и будет бита, и я, видимо, перестану сомневаться в словах мужа и поверю в искренность его «молодец».
А ещё – перестану, наконец, ждать этого слова от мамы. Потому что зачем мне сразу два «молодца»? Одного вполне достаточно.
А Ерёма?
Таких людей я называю «охотники за привидениями». Они вечно решают несуществующие проблемы. Например, худеют будучи и так худыми. Или толстеют будучи толстыми. Или лечат какие-то предрасположенности к болезням. Или воспитывают воспитанных детей.
Ерёма доказывает своей маме, что у неё есть сила воли, нет лишнего веса, и вообще, что она достойна любви. А мама до сих пор смотрит на неё укоряющим взглядом с фотографии в черной рамке на стене и не верит.
Я звоню Ерёме, мы болтаем о ерунде, и в конце, прощаясь, я говорю ей:
- Ты очень красивая, Оль. Ты большая умница, что держишь себя в такой форме. Как по мне – так тебе бы прибавить ещё килограмм 5. Но в любом случае ты невероятная молодец.
Ерёма недоверчиво молчит. Она ищет и ждёт этих слов, и, натыкаясь на них, зачарованно замирает. Конечно, они были бы более весомыми для неё, произнеси их её мама или муж. Но мама не успела (или не хотела?), а муж за биржевыми сводками не замечает истерическую потребность жены в любви, выраженной в этих простых словах о том, что она уже худая и красивая. Может быть, говори он ей это чаще, она остановила бы геноцид собственной личности?
- Савелий, ты что, мелодрам пересмотрела? Откуда эти розовые сопли? – защищается Ерёма от правды лицемерным хамовитым сарказмом. Ей приятно, просто в нашем общении не приняты сюси-пуси.
И мне в этот момент так жаль её, и себя тоже, нас обоих, что у самой наворачиваются слёзы.
Мне жаль двух девчонок с мужскими старославянскими именами, которые всю жизнь доказывают мамам аксиомы, не требующие доказательств, и плачут ночами в подушки, подавленные своей неспособностью реализовать миражи чужой мечты, и не видят в зеркале своих реальных отражений, потому что смотрят на себя глазами своих мам, и не замечают, что они, несмотря ни на что, уже состоялись по жизни, и вполне счастливы и достойны любви…
И каждая из них – черт побери – большая молодец, потому что у каждой в жизни есть её любовь, которая волнует кровь, и вновь-и вновь, и вновь - и вновь… И эта любовь спасала, спасает, и будет спасать их от призраков прошлого… Да будет так.
P.S. Шла на работу. На обшарпанной стене увидела надпись: "Никто не хочет любить в нас обыкновенного человека. А.П. Чехов". Сфотографировала. И тут же, стоя у этой обшарпанной стены, движимая приливом вдохновения, написала этот пост... Шеф, прости что опоздала, без уважительной причины. Хотя...."""""""" (с)