Сeгoдня у мeня случилось горе. Я в дeтский caд взяла большую кyклy, в неё играла с мальчиком Егopoм и он той куклой так об стeну стyкнул, что сразу отвалились нoжки-ручки. Егора я за это била тaнком. Ужacный и несправедливый случaй: меня за это злая воспиталка в yглy стоять заставила недeлю! Конечно, меньше, но мне так казалocь.

-Давай твою беду со мнoй разделим? Как бyдто меня тоже накaзали. Полoжим в угoл мягкие пoдушки, вoзьмём печенье, пpяники и книжки. Я тихо прошепчу тебе на yшко, что эти хулиганские мальчишки xoтят тебе не зла. А их поступки не стoят слез твоих и чайной лoжки. Я обещaю: нoвый день настyпит, и к кукле возвратятся pyчки-ножки.

-Случилось настоящее нecчастье. Сегодня на уpoке физкультуры мoя пoдружка Иванова Нacтя пpи всех девчoнках выставила дурой меня за то, что я не знaю танец, который вылез в peки на тиктоке. Я в школy не пoйду, я здecь останусь!

-Ну, что ты, дочка, слезы льешь потoкoм? Подумаешь, дeвчoнки обозвали. Бывают и пoxуже в жизни бeды. Давай во втopник в физкультурном зале ты так станцуешь, что взoрвeшь все тренды? Ты выберешь, какие хочешь, треки, и целый вечер мы под них пропляшем. Какие там тиктоковские реки - моря и океаны станyт нaши!

-Сегодня я пoзнала гopе, мама. Мне никогда теперь не станeт лyчше. Как в глупoй и слезливой мелoдpaме: я видела его с другой под ручку. Он так смотpeл, он тaк ей улыбaлся. Я будто приpoсла к земле нoгами. Он гoвoрил с ней этим нежным бacoм, он душу растоптал мне cапогaми.

-Твоя душа летит красивой птицей. Не плачь по тeм, кто может тoлькo тoпать. Ты их забyдешь голоса и лица, но забepёшь с coбoй бeсцeнный опыт. Прижмись ко мне, как в бeззаботнoм дeтстве? Я забepy как мoжно больше бoли. Мы всё с тобой всегда сумеем вместе, как получалось в caдике и шкoле.

-Сегoдня дeнь дождливый и ненaстный. И вот тeперь я, к coжалeнию, точно yзнала настoящee несчастье. Ведь мaма больше никомy не дoчка. Сегодня я достану те подyшки, я положу их в наш уютный угoл. Я мамe будy лучшая подружка, как мне она вcегда была подругoй.

-Теперь ты знaeшь.

-Да, тeпeрь я знaю. Не знaю, чтo сказать, слова-пycтышки.

-Со мнoй ты можешь говopить глазами. Я тaк тебя люблю, мoя мaлышка.

-А ты с бабулей - так же, в угoлочке, сидeла на подушкax в дни печaли?

-В любoй своей бeдe была я дoчкoй. И крылья расправлялись за плeчами.

-А что теперь? Как дальше, мaма, будeт? Как остаются люди друг без друга?

-Хpaнятся в сердце дopoгие люди. Мы тоже звeнья этoго, дoчь, кpyга.

Автор Maльвина Матрacoва

Маргарита ушла от мужа, оставив ему на прощание видеозапись
Михаил Лекс

Маргарита зашла на кухню. Макар уже был там. Он сидел за столом. На середине стола стояла бутылка в окружении тарелок с солёными грибами, квашеной капустой, малосольными огурцами, ветчиной, маринованными помидорами, селёдкой с луком, икрой зернистой лососёвой. На плите в сковороде была жареная картошка. В духовке на противне остывала курица под майонезом.

— Бросай пить, Макар, — сказала Маргарита. — Потому что сил моих уже больше нет терпеть это. Ты уже чуть ли не каждый день пьёшь.

Макар с удивлением посмотрел на жену.

— Бросить? — тихо спросил Макар. — В 58 лет? Ты соображаешь, что говоришь, Маргарита? Сегодня ведь выходной. Я сам всё себе приготовил, накрыл. У меня единственная радость в жизни осталась. Ничего другого нет, что душу греет и сердце успокаивает. А ты хочешь, чтобы я это бросил? Да кто же ты есть-то после этого, Маргарита?

— Не говори ерунды, — сказала Маргарита. — Единственная радость это у него! Да на тебя смотреть противно. Ты не только сам с собой уже разговариваешь, но уже даже и пьёшь один. Неужели не понимаешь, что с каждым днём ты всё глупее и глупее становишься? С тобой страшно жить, Макар.

— Это я глупею с каждым днём? — Макар всерьёз разозлился. — Это со мной-то страшно жить? Да как у тебя язык-то поворачивается такое говорить. Глупею я, видите ли! Жить ей страшно! Скажет же. Да таких мужиков, как я, которые всё сами делают, даже курицу себе жарят под майонезом, сегодня днём с огнём не найти. А что сам с собой разговариваю и пью, так потому что мне дома, может, и поговорить-то и выпить не с кем, как только с самим собой. Мне, может, есть что сказать, да некому, Маргарита. Да! Вот и пью сам с собой и разговариваю. По необходимости. А с кем ещё-то пить и разговаривать? С тобой, что ли?

Маргарита не ответила.

— Ты знаешь, как меня на заводе уважают, — продолжал свой монолог Макар. — Да на меня там чуть ли не молятся целыми днями. И там никого не пугает, что я сам с собой разговариваю и пью. Потому что ценят! Не иначе как по имени отчеству называют. Генеральный директор за руку здоровается. О жизни каждый день справляется. Глупею?! Ты, Маргарита, глупых не видела. Глупые, Маргарита, они сами с собой-то не особо-то разговаривают. Да-да! И по восемьдесят тысяч в месяц у шлифовального станка не зарабатывают. И курицу себе на ужин не жарят. Я бы тебе показал глупых, да ведь ты слишком умная стала.

Маргарита усмехнулась.

— Да что мне в твоих деньгах-то, Макар, — сказала она. — У меня и свои есть. Не меньше твоего зарабатываю. Так что или бросай пить, или давай расходиться.

— Я уже сказал, что это единственная радость в моей жизни, — ответил Макар. — Так что ничего бросать я не собираюсь. И всё. Разговор на этом закончен. Сегодня выходной. Имею право.

— Хорошо. Вот и оставайся со своей единственной радостью. А я уйду. Не стану мешать вашему счастью.

— Да иди ты куда хочешь, Маргарита, — сказал Макар. — Только после сама жалеть будешь.

— Жалеть? Я?

— Конечно, — ответил Макар. — Да и куда тебе идти-то, несчастная.

— Найду, куда. За меня не волнуйся. Главное, чтобы ты не пропал без меня. Вместе со своей единственной радостью.

— Не пропаду, — сказал Макар и показал на полную бутылку. — Вот с ней, Маргарита, точно не пропаду. А если надо будет, быстро замену тебе найду. Которая не станет ультиматумы мне выдвигать и условия ставить. А себе цену я знаю, Маргарита.

— Не смеши ты меня, Макар, — сказала Маргарита. — Где ты другую-то себе найдёшь? Кому нужен 58-летний горький пьяница? Ты из-за своего пьянства даже с зарплатой своей высокой никому не нужен.

— Ах, не нужен?! — воскликнул Макар. — А чего же не уходила-то от меня всё это время? Зачем жила со мной столько лет?

— Я, может, и не уходила от тебя только потому, что жалела, — ответила Маргарита. — Сначала маму твою жалела. Потому что она — хорошая. И много добра мне сделала. Когда мы с тобой ещё молодые были, она всегда мне помогала и с детьми, и деньгами. Заступалась за меня и от тебя защищала. Вот и не хотела огорчать её. Да и надеялась, что справишься ты со своей проблемой. А как молодость наша прошла и мамы твоей не стало, ну как тебя бросить? Ведь понимала я, что никому ты не нужен.

— Я? — удивился Макар.— Не нужен? Маргарита, вот честное слово, ничего глупее я в жизни не слышал. Если бы ты знала, сколько вокруг меня женщин крутится, и всем я нужен. Ты или слепая, или прикидываешься? Да ты посмотри на меня, посмотри. Да за меня любая пойдёт. Мне до пенсии ещё семь лет! И это не ты от меня не уходила из жалости, а я с тобой все эти годы жил потому только, что сначала мама меня об этом просила, а после, когда её не стало, хотел, чтобы дети выросли, на ноги встали. Да и жалел я тебя. Вот такие дела, Маргарита. А ты говоришь! Бросай пить! Как бросить? Ведь единственная радость в жизни! Я скорее тебя брошу, Маргарита, чем брошу пить.

— Выходит, Макар, что мы прожили вместе двадцать восемь лет, но не любили, а всего-навсего напрасно жалели друг друга, — сказала Маргарита. — А в действительности, никто из нас в жалости-то и не нуждался. Правильно?

— Выходит так, — согласился Макар.

— И по всему получается, Макар, не я — единственная радость в твоей жизни, а она, — Маргарита показала на бутылку, — и ты готов меня променять на неё.

— Выходит так, — спокойно согласился Макар.

— Так я пошла?

— Иди куда хочешь.

— А ты точно без меня справишься? — спросила Маргарита. — Уверен? Или это только одни слова?

— За это не волнуйся, — ответил Макар. — Если что, мне помогут. Охотниц немало. Не хотел тебе говорить, но на меня и двадцатилетние смотрят.

— А чего это они на тебя смотрят?

— Ну, а чего им не смотреть? Я ведь не только шлифовщик шестого разряда. Я и петь, и плясать мастер. Говорить красиво умею. Весёлый я. Со мной в любом обществе не стыдно. Умею себя вести. Потому что знаю себе цену. И знаю, как правильно себя показать. Ну, а что иногда позволяю себе выпить, так это мне не вредит.

— Не вредит?

— Нет! Наоборот. Прибавляет мне харизмы, уверенности в себе. Я становлюсь, как бы это сказать, более артистичен. Мысли умные в голову приходят. Экспромты. Я становлюсь более раскованным, и это позволяет мне в полной мере раскрывать свою гениальность, свою интересность. Да если бы не ты, Маргарита, я великим артистом стал бы. Или певцом, или танцором. Потому что я — интересный человек, Маргарита. Если бы не ты, я раскрыл бы свой талант. Неужели ты не замечала, как другим людям со мной интересно?

— Замечала, — ответила Маргарита.

— А вот ты, Маргарита, не интересная. С тобой ведь жить скучно. Ты и в гостях-то всегда, как неживая. Не поёшь, не танцуешь. Слова умного не скажешь. Анекдотов не знаешь. И чувства юмора у тебя отсутствует. А знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что не пьёшь, — ответил Макар. — Тебя и приглашают-то в гости только из-за меня, Маргарита. Без меня у тебя и знакомых-то не будет. Потому что ты — скучная, Маргарита.

— А ты у нас, значит, великий артист.

— Я, Маргарита, интересный человек. И ты это знаешь не хуже меня. Только ты из вредности не хочешь это признавать. А может, ты мне завидуешь?

— Завидую? Чему?

— Тому, что я могу то, чего тебе не дано, Маргарита. Тому, что знаю себе цену. И чувство собственного достоинства у меня есть.

— Убедил, — сказала Маргарита. — Теперь можно уходить от тебя со спокойной душой и чистой совестью. На развод подам сама. Квартиру разменяем на две в разных районах. До развода и обмена я на даче поживу.

Макар усмехнулся, но ничего не сказал. Молча смотрел, как Маргарита вещи свои собирает.

— Прощай, Макар, — сказала Маргарита, когда все вещи были собраны.

— Уходишь? — спросил Макар. — Вот так просто? И больше ничего сказать не хочешь? На прощание!

— Всё сказано, Макар, — ответила Маргарита, — добавить нечего. Разве что это.

Маргарита положила на тумбочку флешку.

— Посмотри, — сказала Маргарита, — когда время будет.

— Что это?

— Короткометражный фильм про тебя, Макар, — ответила Маргарита. — Ты — в главной роли.

— В смысле?

— В течение долгого времени, когда была возможность, я записывала тебя на видео во время твоего счастливого времяпровождения, — ответила Маргарита. — Не хочешь посмотреть на себя со стороны и понять, какой ты в эти периоды своей жизни? Не хочешь понять, насколько ты интересный человек и как тебя воспринимают другие? Увидишь, какой ты остроумный и мудрый. Как красиво ты поёшь и как же здорово ты танцуешь. Особое внимание обрати на свои шутки и анекдоты.

— Ха, ха, — нервно сказал Макар.

— Прощай, — сказала Маргарита.

Прошёл час, как ушла Маргарита. Макар сидел у компьютера и смотрел видеозапись.
«Мерзость! — думал Макар. — Гадость! Пакость! Как она могла? Змея! Неужели это я? Нет, но как она могла? Зачем? Что она хотела этим сказать?»

То, что увидел Макар, он не видел ни в одном, даже в самом тяжёлом фильме, который рассказывал бы о вреде пьянства. В детстве, в школе Макару показывали фильмы о вреде пьянства. Но даже там не было такого безобразия, свинства и гнусности, какие он увидел в фильме, снятом его женой про его жизнь.

«Когда она только успевала всё это снимать? — думал Макар. — Здесь же почти все праздники, все застолья за последние несколько лет. И дома, и в гостях, и на даче, и в ресторанах. Господи, как стыдно. И это я? Но почему я ничего этого за собой не видел? Наоборот! Я думал, что я другой! А может, это и не я? Может, это кого-то загримировали под меня, и он просто сыграл роль?»

В какой-то момент от увиденного Макару даже стало плохо и он убежал в туалет. Вернувшись, Макар продолжил просмотр.

«Да-да, — думал Макар. — Это я помню. На даче у кого-то там. Сейчас уже и не помню у кого. Я тогда объелся жареным мясом. Помню, что я тогда красиво пел и очень здорово танцевал. Надеюсь, она записала как я пел и танцевал? Интересно было бы посмотреть».

Конечно же, Маргарита записала и это, и Макар понял, что именно он называл красивым пением и здоровым танцем.

«Я был уверен, что сперва я танцевал «лезгинку», — думал Макар. — А после этого сплясал «цыганочку». Я помню, что очень старался, и был уверен, что все в восторге от моих танцев. А получается, что я просто под музыку стоял посреди большой веранды, стучал по очереди ногами по полу, махал руками в разные стороны, бил себя ими по бёдрам и тряс головой? И это я называл лезгинкой и цыганочкой? А головой-то я зачем тряс? Какой стыд. Нет. Этого не может быть. И это я называю красивыми танцами? Это не я. А какие мерзкие рожи я при этом корчил! Бог ты мой. Кого же это я изображал?»

Следующее, что увидел Макар, были сцены, где он заигрывает с другими женщинами.

«Что за чушь я несу? — думал Макар, глядя на эти кадры. — А что опять с моим лицом? Зачем я постоянно корчу какие-то непонятные рожи? По-моему, это что? Красиво? Господи, как же я уродлив в эти моменты. Неужели я думал, что если я корчу такие рожи, то нравлюсь женщинам? И зачем я постоянно достаю расчёску и причесываюсь?»

Дальше Макар увидел, как он шутит, рассказывает весёлые истории и анекдоты.

«Это ведь не смешно! — с ужасом думал Макар. — Не смешно настолько, что... Это даже не пошло, а... Плакать хочется. Мало того, что сами по себе истории и шутки неинтересные, так ещё мои ужимки. Зачем я постоянно подмигиваю и язык-то высовываю, когда говорю? Это выходит, я думаю, что таким образом на артиста великого похож? Так, что ли? Какой ужас».

После была сцена, где Макар играл на расчёске быстрый молдавский танец. Точнее сказать, пытался играть.

«Может, когда я выпью, то не так всё слышу, — подумал Макар. — Но почему никто мне не сказал тогда, что всё это — дрянь? Почему? А с другой стороны. Я ведь всё равно этому бы не поверил. Потому что мне казалось, что я виртуозно исполняю».

Видео дошло до момента, когда Макар на праздновании Нового Года красиво пел. От увиденного Макару стало так стыдно, что он даже закрыл лицо руками.

«Получается, что я просто кричал, что было сил, чтобы перекричать всех? Так, что ли? И зачем-то при этом опять махал руками? Зачем? А что у меня с лицом? Откуда на моём лице столько злобы и ненависти? Или мне кажется? Да нет, не кажется. Судя по лицу, я точно в этот момент кого-то ненавижу. Кого интересно? Вроде и песня такая добрая. Подмосковные вечера. Только почему я так кричу? И чего это меня так перекосило-то? Такое впечатление, что я не пою, а проклинаю кого-то. Господи, какой стыд».

Дальше Макар увидел, как он и ещё какой-то мужик на чьей-то кухне разговаривают. Это было 8 марта.

«Помню, что мы тогда обсуждали какой-то очень важный вопрос, — думал Макар, глядя с ужасом в компьютер. — Я был уверен, что мы придумали что-то выдающееся. Интересно послушать, что же мы придумали».

Посмотрев этот эпизод, Макар понял, что в тот вечер он и его знакомый, имя которого он сейчас не помнит, на полном серьёзе не обсуждали вообще ничего. Хотя при этом они что-то говорили и оба часто перебивали друг друга. Доходило даже до криков и взаимных оскорблений. Но понять смысл их разговора было невозможно.

Макар пытался его понять. Несколько раз пересматривал этот эпизод. Но так ничего и не понял. И это при том, что все сказанные слова были очень хорошо слышны. Понятны были и ругательства, а о чём говорили — не было понятно.

«Как же это? — думал Макар. — Я ведь очень хорошо помню, что мы поняли друг друга, всё с ним решили, обо всём договорились. О чём же мы договорились? И что мы поняли? Это ведь просто набор каких-то слов, которые по смыслу совершенно не связаны друг с другом. Какой кошмар. А ведь именно тогда я о себе подумал, что я — очень умный человек. Умнее всех. Мне казалось, что я так интересно умею рассуждать».

Макар выключил компьютер. Это был далеко не конец фильма. Но больше Макар уже смотреть не мог.

Макар позвонил жене.

— А-а! — радостно ответила Маргарита. — Великий артист позвонил. Что нужно интересному человеку от никому ненужной и неинтересной женщины?

— Как ты могла, Маргарита, так жестоко со мною поступить? — спросил Макар.

— Я что я такого сделала, Макар? — удивилась Маргарита. — Я сняла фильм про любимого мужа и во всех смыслах интересного человека. Хотела, чтобы и другие узнали, какой ты человек, как красиво ты поёшь, здорово пляшешь, смешно шутишь, интересно дискутируешь. Опять же, на расчёске молдавские зажигательные танцы играешь. Кстати, где ты так научился играть на расчёске?

— Маргарита, прекрати, я требую...

— Да что такого, не понимаю. Я всего-навсего хотела оставить о тебе добрую и долгую память. Чтобы после показывать детям, внукам и правнукам. Чтобы знали, помнили, какой великий человек их отец, дедушка и так далее. Чего ты расстроился, Макар, не понимаю? С тобой генеральный за руку каждый день здоровается. А ты? Хандрить вздумал? Ну-ка прекращай сейчас же.

— Очень тебя прошу, Маргарита, — сказал Макар, — не показывай, пожалуйста, это никому. Особенно детям и внукам. Договорились?

— Не-ет, Макар, — ответила Маргарита. — Я так не могу. Проделана большая работа. А кроме того, я возлагаю очень большие надежды на этот фильм. А ты говоришь, не показывай никому. Обязательно покажу. И в первую очередь детям, внукам и правнукам. Я, может, хочу, чтобы они стали такими же, как и ты. Но я не понимаю, что тебе не нравится, Макар? Или это просто твоя скромность? В таком случае, Макар, уверяю тебя, что скромность здесь неуместна. Пусть все видят, какой ты во всех смыслах великий и интересный человек. И что, если бы ты не стал шлифовщиком, то, наверное, стал бы или великим философом, или великим танцором. На худой конец великим певцом. Надеюсь, что в своём фильме я это показала.

Сказав это, Маргарита отключила телефон.
/ Михаил Лекс

Я села в такси, ощущая себя на пределе просто.
Этот день проверял меня на прочность, и я не прошла проверку.

Полдня решала вопрос с Катюшиным ушком, в котором вдруг отказался работать проводок. Потом пыталась нагнать упущенное время. Потом опоздала на меропоиятие, а я ненавижу опаздывать.

И вот вроде все позади, день почти закончен, а состояние такое - хочется свернуться клубочком и расплакаться.

И таксист странный: попросила же сказать на охране, что ко мне, и они пустят под шлагбаум, а судя по карте он проторчал там, у охраны, минуты четыре, за которые я окончательно замёрзла.

Села в машину, дую на руки.
Понимаю, что сейчас зареву.
Нипочему. Потому что всё.

И вдруг вижу, водитель молитвенно сложил руки, мол, умоляю, простите, передаёт мне плед и показывает на надпись: "Вас обслуживает глухой водитель. Если хотите к нему обратиться, напишите или дотроньтесь до плеча".

Его зовут Александр.
Он жестами уточнил адрес, не холодно ли мне, и предложил мандарины и конфеты.

Я показала большой палец вверх.
Все в порядке, спасибо, ничего не надо.

Ну всё, я поплыла.
Мне и стыдно, и... хорошо.
Он чудесный, этот Александр.

Мне кажется, Вселенная всё специально подстроила.

Я всегда грущу в те дни, когда выходят из строя ушки моей дочки.
Грущу, потому что эти дни вощвращают меня в реальность, которую я боюсь.
У нее не обычный слух, и никогда не будет обычным. И вот такие форс-мажоры должны быть моей привычной жизнью, но я никак не привыкну.

Мы едем с Александром и улыбаемся друг другу в зеркало заднего вида.
Тихо играет радио.

Розенбаум.
"Брат мой..."

"...Извини, что снова далеко я,
Но и врозь всегда мы вместе - ты моя кровь.
Брат мой, ты весной рождён, а я осенний,
Никогда мне не найти покоя...
Потому вот я бываю резок порой..."

Ну всё. Не удержусь. Я реву такими важными, такими полными смысла, освобождающими слезами.

Александр пугается, показывает жестами: "Выключить радио?"

- Нет-нет, - пугаюсь я - Оставьте...

И опять большой палец вверх.
Всё хорошо, Саша, всё хорошо.

Припарковались около моего дома.
Я трогаю Александра за плечо и протягиваю телефон. Там напечатан текст.

"Александр!
Вы прекрасный водитель.
Спасибо вам за улыбку, за заботу, за плед.

У меня маленькая дочка потеряла слух после менингита, поэтому вы мне очень близки по духу. И сегодня, как никогда, мне важно было проехать эти полчаса рядом с вами.
Спасибо, что выбрали мой заказ".

Он прочел, растрогался, обернулся и снова молитвенно приложил руки к сердцу.
Спасибо! Спасибо вам!

А потом взял телефон и показал фото на дисплее.
А там - красивая женщина и три девочки, его копии.
Жена и три дочки.

Да что же ты делаешь, Александр?
Мы очень тепло прощаемся, обнимаемся, я
выхожу из машины, вся зарёванная.

Внизу сосед, спрашивает:

- Что случилось? Он тебя обидел?

- Нет. Он меня спас...

Спасибо, Александр.
Спасибо, Вселенная.
Я слышу Тебя. Я понимаю, что ты хочешь сказать.
Все люди - братья.
А для счастья не обязательно слышать ушами.
Обязательно слышать сердцем...
#опусыирассказы
Ольга Савельева

Каждый получает то, о чём всего лишь мечтал

Он ненавидел свою жену. Ненавидел...Они прожили вместе 15 лет. Целых 15 лет жизни он видел ее каждый день по утрам, но только последний год его стали дико раздражать ее привычки. Особенно одна из них: вытягивать руки и, находясь еще в постели, говорить: «Здравствуй солнышко! Сегодня будет прекрасный день». Вроде бы обычная фраза, но ее худые руки, ее сонное лицо вызывали в нем неприязнь.
Она поднималась, проходила вдоль окна и несколько секунд смотрела вдаль. Потом снимала ночнушку и шла в ванну. Раньше, еще в начале брака, он восхищался ее телом, ее свободой, граничащей с развратом. И хотя до сих пор ее тело было в прекрасной форме, обнаженный вид вызывал в нем злость.
Однажды он даже хотел толкнуть ее, чтобы поторопить процесс «пробуждения», но собрал в кулак всю свою силу и только грубо сказал:
— Поторопись, уже надоело!
Она не торопилась жить, она знала о его романе на стороне, знала даже ту девушку, с которой ее муж встречался уже около трех лет. Но время затянуло раны самолюбия и оставило только грустный шлейф ненужности. Она прощала мужу агрессию, невнимание, стремление заново пережить молодость. Но и не позволяла мешать ей жить степенно, понимая каждую минуту.
Так она решила жить с тех пор, как узнала, что больна. Болезнь съедает ее месяц за месяцем и скоро победит. Первое желание острой нужды — рассказать о болезни. Всем! Чтобы уменьшить всю нещадность правды, разделив ее на кусочки и раздав родным.
Но самые тяжелые сутки она пережила наедине с осознанием скорой смерти, и на вторые — приняла твердое решение молчать обо всем. Ее жизнь утекала, и с каждым днем в ней рождалась мудрость человека, умеющего созерцать.
Она находила уединение в маленькой сельской библиотеке, путь до которой занимал полтора часа. И каждый день она забиралась в узкий коридор между стеллажами, подписанными старым библиотекарем «Тайны жизни и смерти» и находила книгу, в которой, казалось, найдутся все ответы.
Он пришел в дом любовницы. Здесь все было ярким, теплым, родным. Они встречались уже три года, и все это время он любил ее ненормальной любовью. Он ревновал, унижал, унижался и, казалось, не мог дышать вдали от ее молодого тела.
Сегодня он пришел сюда, и твердое решение родилось в нем: развестись. Зачем мучить всех троих, он не любит жену, больше того — ненавидит. А здесь он заживет по-новому, счастливо.
Он попытался вспомнить чувства, которые когда-то испытывал к жене, но не смог. Ему вдруг показалось, что она так сильно раздражала его с самого первого дня их знакомства. Он вытащил из портмоне фото жены и, в знак своей решимости развестись, порвал его на мелкие кусочки.
Они условились встретиться в ресторане. Там, где шесть месяцев назад отмечали пятнадцатилетие брака. Она приехала первой. Он перед встречей заехал домой, где долго искал в шкафу бумаги, необходимые для подачи заявления на развод. В несколько нервном настроении он выворачивал внутренности ящиков и раскидывал их по полу.
В одном из них лежала темно- синяя запечатанная папка. Раньше он ее не видел. Он присел на корточки на полу и одним движением сорвал клейкую ленту. Он ожидал увидеть там что угодно, даже фотокомпромат.
Но вместо этого обнаружил многочисленные анализы и печати мед.учреждений, выписки, справки. На всех листах значились фамилия и инициалы жены.
Догадка пронзила его, как удар тока, и холодная струйка пробежала по спине. Больна! Он залез в Интернет, ввел в поисковик название диагноза, и на экране высветилась ужасная фраза: «От 6 до 18 месяцев».
Он взглянул на даты: с момента обследования прошло полгода. Что было дальше, он помнил плохо. Единственная фраза, крутившаяся в голове: «6-18 месяцев».
Она прождала его сорок минут. Телефон не отвечал, она расплатилась по счету и вышла на улицу. Стояла прекрасная осенняя погода, солнце не пекло, но согревало душу. «Как прекрасна жизнь, как хорошо на земле, рядом с солнцем, лесом».
В первый раз за все время, которое она знает о болезни, ее заполнило чувство жалости к себе. Ей хватило сил хранить тайну, страшную тайну о своей болезни от мужа, родителей, подруг. Она старалась облегчить им существование, пусть даже ценой собственной разрушенной жизни. Тем более от этой жизни скоро останется только воспоминание.
Она шла по улице и видела, как радуются глаза людей оттого, что все впереди, будет зима, а за ней непременно весна! Ей не дано больше испытать подобное чувство. Обида разрасталась в ней и вырвалась наружу потоком нескончаемых слез…
Он метался по комнате. Впервые в жизни он остро, почти физически почувствовал быстротечность жизни. Он вспоминал жену молодой, в то время, когда они только познакомились и были полны надежд. А он ведь любил ее тогда. Ему вдруг показалось, что этих пятнадцати лет как не бывало. И все впереди: счастье, молодость, жизнь…
В эти последние дни он окружил ее заботой, был с ней 24 часа в сутки и переживал небывалое счастье. Он боялся, что она уйдет, он готов был отдать свою жизнь, лишь бы сохранить ее. И если бы кто-то напомнил ему о том, что месяц назад он ненавидел свою жену и мечтал развестись, он бы сказал: «Это был не я».
Он видел, как ей тяжело прощаться с жизнью, как она плачет по ночам, думая, что он спит. Он понимал, нет страшнее наказания, чем знать срок своей кончины. Он видел, как она боролась за жизнь, цепляясь за самую бредовую надежду.
Она умерла спустя два месяца. Он завалил цветами дорогу от дома до кладбища. Он плакал, как ребенок, когда опускали гроб, он стал старше на тысячу лет…
Дома, под ее подушкой, он нашел записку, желание, которое она писала под Новый год: «Быть счастливой с Ним до конца своих дней». Говорят, все желания, загаданные под Новый год, исполняются. Видимо, это правда, потому что в этот же год он написал: «Стать свободным».
Каждый получил то, о чем, казалось, мечтал...

Муж пришел домой с работы и обнаружил, что трое детей во дворе дома — и до сих пор в пижамах!

Они играли в грязи с пустыми коробками от еды и везде валялся мусор.
Дверь автомобиля жены была открыта, как и входные двери дома.
Собаки нигде не было.
В прихожей было еще больше хаоса.
Лампа выключена и у одной из стен лежали скомканные одеяла.

В гостиной работал телевизор в полную силу и в комнате было полно игрушек и одежды.
В раковине полно грязных тарелок и кастрюль, ...остатки завтрака лежали на столе, ...дверь холодильника открыта настежь, ...корм для собак валялся на полу, ...битое стекло лежало под столом и небольшая куча песка была у двери.

Муж поспешил вверх по лестнице, шагая через игрушки и больше груды одежды, в поисках свой жены.
Он боялся, что она заболела или что-то случилось серьезное.
Он увидел на полу воду, которая вытекала из двери ванной.
Когда он посмотрел в ванну, то увидел беспорядок: влажные полотенца, мыло и пену, и много игрушек, разбросанных на полу.
Метры туалетной бумаги лежали в куче и зубная паста была размазана по стенам и зеркалу.

Он поспешил в спальню.
Там он обнаружил, что его жена, свернувшись калачиком, лежала в постели.

Она была в пижаме и читала книгу.
Она посмотрела на него и улыбнулась.
Потом она спросила, как прошел его день.

Он выглядел смущенным и спросил:
- Что здесь произошло?
Она снова улыбнулась:
- Ты каждый день после работы спрашиваешь меня, что я делала сегодня?
- Да? -сказал муж с недоверием.

- Так вот - сегодня я ничего не делала!

Автор: Анна Можанова