«Окно в Дождь»
Дождь стучал в окно кухни, ровно и монотонно, как капельница в процедурном кабинете. Ольга смотрела на пустую чашку, чувствуя под ребрами все ту же тяжелую каплю беспокойства. Оттуда же, из глубины, поднимался знакомый шепот: «Ты плохая мать. Ты не справляешься». Этот шепот сопровождал ее годами, с тех пор как она, сдавленная обстоятельствами и собственной неуверенностью, осталась на нелюбимой работе медсестрой в поликлинике. Целый день – чужие жалобы, запах лекарств, бумаги. Домой приходила выжатой.
А дома – тишина. Не мирная, а тревожная, натянутая, как струна. И главный источник этой тревоги – Даня. Ее сын, ее мальчик, который вдруг стал чужим, замкнутым островком боли. Она видела его сейчас: сидел за учебником, но не читал. Его взгляд был устремлен в одну точку, а пальцы… Ольга сжала кулаки под столом. Пальцы Данилы были обкусаны до мяса, красные, воспаленные заусенцы. Каждый раз, видя это, она чувствовала, как что-то острое вонзается ей в сердце. «Это нервы, Ольга, это крик о помощи», – пыталась она себе говорить. Но тут же голос неуверенности гасил надежду: «А вдруг ты преувеличиваешь? Все подростки сложные».
Но Даня был не просто «сложный». Он был как сжатая пружина. Школа – мучение. Звонки от друзей – редкость. Он отмахивался:
— Да нормально все, мам, отстань.
Но глаза, большие и испуганные, как у зайчонка, говорили обратное. Он боялся. Всего. Контрольных, разговоров, даже звонка в дверь. А она? Она стояла рядом, беспомощная, ощущая свою низкую самооценку как бетонную стену между ними. Что она могла дать, если сама едва держалась? «Я же медсестра, а не психолог. Я уколы ставлю, а душу лечить… Я не умею».
Взгляд упал на фотографию на холодильнике: она, Андрей, Даня лет семи, смеются на море. Андрей… Муж. Его физическое присутствие дома было редким гостем. Работа, командировки, а потом – усталость, диван, телефон. «Он же обеспечивает нас», – оправдывала его Ольга автоматически, но горечь подступала к горлу. Она тонула одна. Вопросы о Дане он отмахивал:
— Перерастет. Мальчику надо быть жестче. Ты его балуешь. И снова она оставалась наедине со своей тревогой и чувством вины.
Она подошла к окну. На мокром стекле отражалось ее лицо – усталое, с тенью под глазами, с преждевременными морщинками у губ. Женщина, которая когда-то мечтала… О чем? Она даже вспомнить не могла. Работа, дом, бесконечная тревога за сына, нехватка денег, нехватка мужа, нехватка себя самой. И Даня. Ее Даня, который медленно исчезал в скорлупе страха.
Внезапно, ясно и громко, как набат, внутри прозвучало: ХВАТИТ.
Хватит плыть по течению. Хватит ждать, что Андрей очнется. Хватит бояться и считать себя никчемной. Хватит видеть, как ее ребенок мучается, и просто наблюдать со стороны, прикрываясь своей неуверенностью.
Этот сырой, дождливый вечер стал точкой. Точкой, где страх за ребенка пересилил ее собственный страх. Даня не «перерастет». Его тревога – это не каприз. Его обкусанные пальцы – крик, который она, мать, обязана услышать. Даже если она медсестра, а не психолог. Даже если она не уверена в себе ни на грош.
Ольга резко выпрямилась. Капля беспокойства под ребрами все еще была тяжела, но теперь в ней бился не только страх, а ярость. Ярость против собственного бездействия. Она подошла к столу, взяла телефон. Руки дрожали, но она набрала номер, который месяц назад выписала на клочке бумаги и прятала в кошелек – телефон психолога.
— Здравствуйте, – голос сорвался, но она сделала усилие. – Меня зовут Ольга Комарова. У меня сын подросток, он… у него сильная тревожность. Мне срочно нужна помощь. Для него. И… пожалуйста, скажите, есть ли у вас консультации для родителей? Для меня?
Она говорила, глядя в темное окно, за которым лил дождь. В отражении она видела не только усталое лицо, но и тень решимости в глазах. Путь будет долгим. Для Дани. И для нее самой. Но первый шаг, самый страшный, был сделан. Она больше не просто наблюдала.
Она начала действовать.
