«А чего вы так с ней возитесь? У вас же есть СВОЙ ребёнок»

В этот раз я хочу всё же смириться с тем, что психологи — тоже люди.

Обычно мне казалось, что их познания о человеческой сути, должно быть, абсолютные, доблестные и правильные, ничего оскорбительного и противоречивого. Но нет.

Я работаю с психологом. Вот уже две онлайн-встречи позади. На первой больше говорила я, на второй — тоже я, но тут хотя бы отвечала на вопросы. Обсуждали мои эмоции.

В нашей семье — не самый простой период. Всё хорошо, ничего супер-серьёзного — но мы как только что полинявшие паучки. Нежные, чуть пришибленные, у каждого свои проблемки, каждому нужно чуть больше внимания и заботы, чем раньше.

И каждый, как и положено в семье, переживает за остальных. Что, конечно, не добавляет душевного спокойствия.

Вот я и поделилась с психологом очередной порцией переживаний за падчерицу. А меня спросили такое.

Я посмотрела неодобрительно в экран телефона. Ну а как иначе?

Она научила меня быть мамой, хотя мамой я ей никогда не стану. У неё есть мама. Я — запасная. Но верю, что тоже важная.

Ей было 4, когда мы познакомились. Её папа вывел её из дома, держа за маленькую ладошку своей гигантской тёплой рукой. Маленькая, совсем не смущающаяся Лида пела «луч солнца золотого», шагала впереди меня в своём сиреневом пальтишке, говорила про то, что было «вчера» (в это слово у неё умещались все дни, которые были ДО сегодняшнего), находила на площадке спрятанные «зайчиком» (мной) игрушки и вводила меня в совершеннейшее заблуждение, когда на вопрос «Здорово, что ты их нашла! Нравится? Будешь брать?» отвечала «Нет».

Я была далека от детей настолько, насколько это возможно. В моём окружении не было детей. Как они устроены? Что они едят?

— Игорь, она говорит, что хочет пить — можно дать ей воды?

И я училась. Готовить. Зачем-то чистить огурец и яблоко. Вытирать попу. Плести косички. Что-то вырезать и клеить. Делать вид, что «ищу, ищу, где же она спряталась?». Качать на руках, когда плакала. Мазать кремом, когда чешется. Охранять сон, когда вырвало. Печь печенье, если хочется. Бояться у стоматолога того, что ей будет страшно.

А потом, несколько лет спустя, родив ей младшую сестру, как-то в начале осени повела уже двоих детей на смотр по фехтованию, чтобы Лида попробовала свои силы. Её желание.

Я с младшей была в группе поддержки. Мы ловили и отдавали обратно кофту, подавали попить, ждали, слали воздушные поцелуи. Больше, правда, я, чем младшая 😃

Там тренер сказала после всех испытаний:

— Твоей маме потом позвонят.
— Маме?
— Ну вон там с коляской мама же твоя стоит?
— Ну... мачеха.

Я почувствовала, что ребёнок смутился. Неловко, когда кто-то считает твоей мамой того, кто ею не является. Мы привыкли, но всё равно неловко.

— Какая разница? Запомни, это твоя вторая мама!

Так просто тренер это сказала! Так неловко стало от того, что в эту «нашу» историю вставляют такое уверенное суждение, практически определение!

Но как она так смело это сделала? Она же видит нас впервые!

Разгадка крылась в следующей фразе, обращённой уже ко мне:

— Всё в порядке: я тоже для половины своих детей — мачеха.

Вот этого определения мне не хватало. Так просто — и так гениально.

Эти дети — мои. Все мои. И те, кого я родила, и те, кого не рожала. А я им — кому-то мама, а кому-то мачеха. Но так ли важно, как тебя называют?

Важно — какой ты и на что ты ради них готов. Здесь я не делаю различий. Остальное — формальности.

Согласны?