Укладывала старшего спать. Поцеловала, ушла к младшему, он пока спит с нами. Слышу шуршалово в какой-то момент, а это старший крадецо.

- Можешь полежать со мной?

"Конечно".
Конечно, - думаю я и иду. Вот причина, по которой мой позвоночник щас в трусах. Лежу клубочком, у него под бочком в его кровати. Мягкие пятки сына уперлись мне куда-то поддых, со спины меня подпирает стена, пост пишу одним пальцем. Что хочу сказать. Все эти неудобства моментально перестают ими быть, когда я поднимаю голову чуть вверх, чтобы посмотреть на этого тощего чувака.

Мальчишка сладко сопит, клянусь, он отрубился через секунду после того, как его голова коснулась подушки. Разве что крепко держит меня за руку, трижды проверив, что я точно буду тут.

А я буду?
Буду.
Все, что захочешь сын. Дышать твоей макушкой я перестала, с тех пор как ты перестал пахнуть кукурузными палочками и творожным сырком. С тех пор, как твои волосы стали такими забавно-жесткими, что тычут мне в нос, как вощинка. Зато я обнаружила в себе супер-способности изгибаться буквами "зю" и "пиздец", когда ты просиль полежать рядом. Я слушаю, как ты сопишь и внутри меня раскрываются огромные большие крылья. Днем я шипела как бешеный динозавр, потому что ты скакал сайгаком по моей постели в момент засыпания младшего: нас с младшим подкидывало вверх и вниз, он улыбался, а я охуевэ от мысли, сколько будет стоить новая кровать. Зато потом мы обнимались и ты говорил: завтра я не буду прыгать, ладно, мам?

Прыгай. Сколько захочешь, сын. Купим новую кровать, матрас, в конце концов, будем спать на полу, обведем периметр предполагаемого ложа мелом. Хер с ней, с кроватью. Как же я бесконечно тебя люблю. Хватает ли тебе моей любви, родной?

Хочется разбудить тебя, целуя в уголок глаз. Сказать: слушай, какой же ты классный. Будь. Существуй. Примерно в этот момент чувствую, как что-то уткнулось мне прямо в бочину. А, это костяшка зеленого динозавра пытается ревниво меня проткнуть.

Пойду, встану тихонько, соберу позвоночник, стараясь не громо хрустеть. Стараясь, не потревожить кучу зверей, в которых ты спишь. Старший, старший. Какой же ты старший, совсем ребенок. В просвете штор, линия яркого света от фонаря - надо закрыть - но на секунду мне кажется, что я вижу тебя, совсем ребенком. То есть, ещё меньше.

У тебя были сладкие щеки. Мягкие волосы. Мне нравилось трогать твою кожу, она была нежная-нежная, хоть сейчас в рекламу подгузников. Это все равно что говорят: так люблю, что и сожрала бы. Где-то на этом этапе включается внутренний супервизор: але, мать, фильтруем; шикаю. Еще минутку вот так посидеть, подышать твоим теплом.

Хватает ли тебе моей любви, родной?