Давным-давно я у кого-то вычитала про правило зеленой ручки.

Кратко: смысл его в том, чтобы не зачеркивать красным там, где криво, грязно или орфографическая ошибка, как делали нам всю жизнь в прописях и тетрадях, а отмечать зеленым то, что получилось особенно хорошо. Мол, ребенок концентрируется на позитивном и стремится повторить это.
Я взяла на вооружение и из рядочка кособоких куличиков выбирала наименее кособокий, показывала на него и говорила:
— Вот этот здорово получился.
Сын демонстрировал полное соблюдение правила — тут же пытался повторить тот самый, подчеркнутый зеленым куличик.
А я захватывала все новые и новые территории:
— Вот эту полку ты убрал вообще отлично.
— Спасибо, что сегодня помыл посуду.
— Было приятно видеть, что ты помог маленькой девочке перетащить велосипед.
Матвей выдвигал грудь щуплым колесом и бежал рьяно наводить порядок на полках, мыть посуду каждый вечер и выискивать по городу беспомощных юных катальщиц с бантами.
К счастью, в нашем саду и школе этого метода тоже придерживаются, закрепляют достигнутый мною эффект, отчего результаты становятся особо заметны.
Ребенок не боится ошибиться и, соответственно, не боится начинать новое.
Ищет пути решения проблем, а не просто падает духом и сникает.
Любит читать, считать и даже почти не ненавидит прописи.
А я до сих пор мечтаю найти того человека, у которого прочитала про правило зеленой ручки, и от души поблагодарить за этот бесценный совет.
Я жестко накосячила на работе.. Перепутала, не разобралась, брякнула, не подумав, и подписала, не вчитавшись. Попала на деньги, расплакалась от злости на собственную бестолковость.
Домой пришла серая, тихая, неулыбчивая, отказалась ужинать — сразу видно, депрессия во всей ее неистовости.
— Ма-ам, — осторожно подполз сбоку ребенок, на всякий случай прикрыв голову игрушечной каской. — Случилось чего?
— Случилось, — говорю. И рассказываю, как на духу, что натворила. Только детским лексиконом, без сочных русских эпитетов.
Это тоже часть воспитательного процесса — сходить с нафантазированного ребенком Олимпа, демонстрируя, что и родители порой ошибаются, что в целом это нормально. Не конец света. Хоть и не то чтоб прям танцы розовых единорогов среди сиреневых звездочек.
Матвей помолчал и вдруг выдал:
— А сколько ты тут работаешь?
— Двенадцать лет, — поворошив извилинами, подсчитываю я.
— И первый раз за все это время ошиблась?
На том и ретировался в свою комнату от греха подальше — кто его знает, на что эта женщина в глубокой депрессии способна?
А я осталась осознавать.
Конечно, это не первый раз. Но и не то чтоб уж часто я косячу на самом деле. Обычно я прям вполне себе эффективный сотрудник. В конце концов все исправила. Спасибо, что взял деньгами, как говорится.
Посмотри, как много зеленых чернил в твоей толстой, потрепанной годами тетрадке, Лёля!
Мы все иногда срываемся и кричим на детей. Разрешаем залезть в лужу и расхлебываем ночные температуры. Забываем про пироги и достаем из задымленной духовки тлеющие угли. Царапаем машины. Опаздываем на встречи.
И циклимся именно на этом. Плохая мать. Отвратительная хозяйка. Нерадивый сотрудник. Кто тебе права выдал, курица?!
Мы почему-то не умеем вести честный счет в игре под названием жизнь.
Не вносим в наши балансы те сотни раз, когда сдержались и объяснили трехлетке в его истерике, что так не надо.
Десятки пирогов с идеальной корочкой.
Тысячи безаварийных километров.
Даже научившись пользоваться правилом зеленой ручки по отношению к детям, мы упорно забываем применять его к себе. А зря.
Я сижу на кухне, смотрю на догорающий закат, низко режущих воздух горластых ласточек и понимаю, что хочу есть. Слышу, как в комнате тихо ковыряется с конструктором сын.
И только в самом конце, опаздывая, оскальзываясь на поворотах, с одышкой от бешеного бега, нагоняет мысль — сначала мы их учим жить бережно к себе, а потом они, надев свои игрушечные каски, осторожно высовываются из-за угла: эй, а сама-то когда начнешь это делать?
Прав, милый. Пойду. Начну.
© Лёля Тарасевич