Два года я беспробудно работала мамой.

Беспробудно — это хорошее слово, сюда точно подходит.

Я отменила себя как личность, поставила опцию «Оля Савельева» на паузу.

У меня появился сын и его интересы перекрыли мои на сто процентов. Моя карта с увлечениями, друзьями и работами была бита мощным козырем — любовью к сыну.

Я сама себе придумала правила хорошей матери.

Точнее не так. Выяснилось, что внутри меня они уже существуют, просто актуализировались с рождением ребенка.

Хорошие матери все успевают. И потешки, и прогулки, и уборку, и борщи.

Хорошие матери могут поддержать разговор на любую педиатрическую тему: от коликов до выбора школы.

Хорошие матери всегда в хорошем настроении и разговаривают с ребенком прибаутками: «Это кто у нас, петушок? Петушок — золотой гребешок?»

Хорошие матери на детских площадках активно играют с детьми и вообще всячески вовлечены в процесс воспитания и развития ребенка.

Дети у хороших матерей уже в год читают стихи и завязывают шнурки.

Вообще, у каждой матери свой манифест хорошей матери.

Мой личный манифест очень сильно был скорректирован первым материнством. Прямо очень. Я его не просто подредактировала, я через два года его переписала набело.

Моя мама рассказывала мне, что она однажды упала в обморок.

Примечание — она не жаловалась, она — хвасталась.

Потому что мы жили на первом этаже, полы холодные, приходилось одевать шестимесячную меня в шесть штанов, а памперсов не было, и я мочила за раз по шесть штанов, а их же надо стирать, да не просто стирать, а кипятить («ещё бы, это же ядерные отходы!» — хохмила я, слушая маму), и сушить где-то, и борщ варить, а продуктов-то нет, это надо бежать и очередь стоять на морозе, зачастую прямо с ребенком.

Мама все полгода ни разу не разлучилась со мной больше, чем на 10 минут.

Растить ребенка без памперсов и стиралок — это подвиг.

Мама героически на него решилась.

Она круглосуточно стирала мои пеленки и ползунки, готовила обеды, мыла полы кирпичом (кирпичом? Почему кирпичом, мам? А, в деревне так научили… В тряпку заворачиваешь кирпич и моешь… Ясно), крахмалила выстиранное, и проглаживала с двух сторон то, что уже высохло.

И вот однажды в ту квартиру на первом этаже пришел врач. Педиатр.

Зашел — а в прихожей пахнет свежей выпечкой (пирожки с капустой) и борщом.

Прошел в ванную руки помыть — а там белье висит чистейшее, сохнет, пахнет порошком.

Зашел в комнату — а в кроватке с кипенно белыми простынями румяная девочка сидит, нарядная, во всем чистом и сухом.

— Как вы все успеваете? — поразился педиатр, обернувшись к маме.

-Никак, — сказала мама и в доказательство упала в обморок от недосыпа.

Педиатр бросился на помощь, стал щупать пульс на руке с истонченной от частых стирок кожей. И бить по щекам. Мама пришла в себя и спросила: «Хотите борща?»

Во всей этой истории меня всегда смущало одно.

Что делала и где была грудная я, пока мама пекла пирожки, варила борщ, гладила и кипятила?

Я спала? Сутками? Или я тусила там же среди кипящих с пеленками ведер (мама кипятила в ведрах) и протвиней с пирожками?

Ведь шестимесячный ползающий ребенок — это связанные мамины руки. Это ж надо следить.

Как выяснилось позже я проживала свою раннюю молодость в кроватке.

Сидела за решеткой.

Потому что у мамы была куча дел, и вся эта куча была важна для нее, потому что именно эта куча — стирка-глажка-готовка была для мамы равно хорошая мать.

Иногда меня доставали из тюрьмы-кроватки (меня же любили!), делали козу и читали стих про зайку, которого бросила хозяйка, а потом возвращали на место. У Хозяйки подошло тесто, и я намочила (или еще что похуже) очередные ползунки.

Мама рассказывая эту историю ждала сочувствия и восхищения.

Я должна была сказать: «Бедная ты, мама, бедная» и даже принести свои извинения за мокрые ползунки и невозможность в полгода контролировать процесс мочеиспускания.

Если коротко, то: через пару месяцев в моем грудничковом развитии обнаружилось отставание.

В восемь месяцев дите не гулило и не ползало, лежало бревнышком в кроватке весь день.

Педиатр объяснил маме,что ребенок важнее пирожков и уборки.

— В смысле? — спросила мама. Она не понимала. — Хотите борща?

Для нее грязный дом, в котором не пахнет борщом — это приговор женщине. А ребенок-бревно — не приговор.

Мама попробовала что-то исправить. Вместо вечерней уборки дома читала мне Барто. Но делала это без души.

Потому что на нее со всех углов смотрела пыль, которая налетела из форточки, а вместо того, чтобы вытереть эту пыль кирпичом, завернутым в тряпку, она декламирует бычка, который идет куда-то и качается. И скоро упадет, как мама. Когда у него закончится дощечка.

К моим 11 месяцам у мамы закончилось терпение.

Мама поняла, что с ребенком невозможно быть хорошей матерью.

И отдала меня на воспитание в другой город. Бабушке и дедушке. Которых видела до этого один раз — на свадьбе.

До другого города — два часа лету на самолете или сутки на поезде.

Внимание, тут важно: она сделала это для того, чтобы остаться хорошей матерью. Чтобы никто не мешал готовить и убирать.

Но выяснилось, что когда никто не мочит пеленки, то стирать особо нечего. И педиатр больше не ходит.

Мама сменила настройки. Подредактировала свой манифест хорошей матери.

Теперь хорошая мать — это та, которая работает и регулярно отправляет на воспитание ребенка нужную сумму. А дома по-прежнему чисто и пахнет пирогами.

Я научилась думать об этом без осуждения.

Мама искренне считала, что-то, что она делает — это про хорошую мать. Что расставить приоритеты в сторону чистоты и еды — это про хорошую мать.

Она имела право так думать. Ее манифест хорошей матери был именно таким и она в нем была молодцом.

Это я читала ее манифест через призму своего детства без родителей, через призму своих обид и обделенности мамиными поцелуями.

А она имела полное право думать так, как думала, ведь ее манифест формировала ее судьба.

И вот там, в ее своде правил, отдать ребенка — это про хорошую мать. Потому что бабусе и дедусе делать было нечего, они на пенсии, и поэтому могут вдохновенно заниматься с внучкой.

Так, собственно, и было. Они занимались. И быстро нагнали отставание в развитии. И перегнали.

Уже в четыре я танцевала, читала и завязывала шнурки.

А потом я выросла. Здрасьте. И сама стала матерью.

И в моем нынешнем манифесте — будто протест! — вообще нет пунктов про уборку, стирку и глажку — там все про ребенка.

А когда он спит — можно прибраться, как успею. И приготовить — что успею.

Я плохая хозяйка. Я не успеваю убираться. Делаю это один раз в неделю. Готовлю вкусно, но тоже — с запасом. Чтобы реже. Плюс использую все приблуды современной хозяйки. Кашу ставлю варить с вечера на отсроченном режиме мультиварки. Борщ варю на три дня — на третий день он вообще вкусный.

Очень спокойно отношусь к еде. У нас в доме часто можно услышать:

— Я не успела с ужином, что сделать: пельмени, яичницу или бутер?

Зато у меня дети. Я с ними занимаюсь. Играю. Беру везде с собой. Я живу, погруженная в их жизни.

А если я устала, я иду к мужу и говорю: «Ты свободен в среду? Хочу с подружками в кино сходить.»

И муж с радостью остается с детьми.

Тут, кстати, есть одно НО.

Муж ПРОСИЛ у меня детей. Хотел. Умолял.

И теперь любит их безмерно. И остаться с ними для него — за счастье.

А если что, если он занят и не может остаться, а мне надо отдохнуть, потому что внутри растет усталость, и я стала раздражительная и читаю потешки голосом Джигурды, то я могу сказать мужу: «Ты хотел детей? Воооот. Освободи среду. Ну, или четверг.»

И я ухожу гулять. И ни минуты в этот момент не чувствую вины. Хорошая мать уходит гулять.

Сегодняшний этот пост написан по мотивам вчерашнего поста, после которого выяснилось, что многие мамы считают преступлением отдыхать от детей.

Так вот, девочки.

Вернемся к началу. Я два года беспробудно работала мамой. Хорошей мамой. А потом я вышла на работу. На обычную. С 9 до 18.

Так вот официально хочу сказать: нет на свете работы тяжелее и ответственнее, чем работа мамой.

И от нее тоже иногда нужно отдыхать. Брать мини-отпуск.

И это нормально и даже необходимо.

Чтобы не сойти с ума. Чтобы быть счастливой. Чтобы научить быть счастливой своих детей.

Скорректируйте свой личный манифест хорошей матери. Уберите оттуда эту пресловутую категоричность.

Хорошая мать не должна круглосуточно пидорить квартиру (пидорино горе), не должна печь многослойные лазаньи, не должна гладить пеленки с двух сторон (я ненавижу гладить, мои дети выросли на неглаженных простынях, давайте звоните в органы опеки, ага).

Не должна, если САМА ЭТОГО НЕ ХОЧЕТ.

А что она должна?

Она должна улыбаться. Смеяться. Чувствовать счастье.

А маркер хорошей матери — ее счастливый карапуз. Который весел, улыбчив, любознателен и подвижен.

Понимаете?

Ваш манифест не должен удовлетворять потребности общества, и кривых взглядов свекровей на подгоревший омлет.

Только ваши.

Вы никому ничего не должны.

Даже вашему ребенку.

Да-да. Вы ничего не должны даже вашему ребенку. Можете бросить его и идти гулять. Только каково вам будет там, на прогулке? Совесть не замучает?

Организуйте свою жизнь так, чтобы вы были счастливы в своем материнстве.

Чтобы не пришлось предьявлять подрощенному ребенку свои бессонные ночи.

Я вот до сих пор кормлю свою дочку грудью. И мои ночи до сих пор рваные. Уже больше года я полноценно не сплю.

Но это счастье. Настоящее мое бессонное счастье.

И когда Катюня подрастет, я расскажу ей, как много любви она дарила мне, как я ночами целовала ее в макушку, пахнущую молоком, и плавилась от искрящего и безграничного счастья материнства.

Рожайте детей, чтобы быть счастливыми.

Ольга Савельева