Предыдущая серия моих постов была о беременности и родах на 35-й неделе, можете найти ее по хэштегу внизу.

Сейчас я начну рассказ о том, как мы с сыном ездили из больницы в больницу, о том какие диагнозы у нас были и как, собственно, мы сейчас.

Начну с небольшого отступления, первые трое суток жизни моего сына я не видела его и практически ничего о нем не знала, так как сама находилась все это время в палате интенсивной терапии, где врачи боролись с последствиями преэклампсии, а в частности с белком в моче, который начал падать после того, как меня экстренно родоразрешили, и то очень медленно.

Эти три дня к сыну в реанимацию при роддоме имени Ерамишанцева ездил муж, он же разговаривал с врачами, а после этого звонил мне по телефону и рассказывал все, что ему говорили врачи. Моменты встречи отца и сына вызывали у меня слезы умиления от каждого рассказа мужа, как сын схватил его за палец первый раз, как заулыбался во сне. Мне было приятно иметь больно одновременно: приятно, от того, что муж видит нашего сына, что наш малыш не один, а больно от того, что сама я не могла ещё быть со своим мальчиком.😿

Состояние сына, родившегося в 34 недели и 2 дня с весом всего 2230, описывали как стабильное, средней тяжести. В следствие развившейся внутриутробной инфекции у сына обнаружили двустороннюю пневмонию, а так же недоразвитость ЖКТ в силу того, что родился на раннем сроке гестации. Более детальные исследования они не проводили, оставив это до перевода в детскую больницу. Сына кормили специальной смесью через зонд, вставленный напрямую в желудок, сосательный рефлекс пытались сохранить с помощью соски. Первый раз сын попробовал мое молоко, пускай и сцеженное, только когда ему было 9-10 дней, все это время я старалась сохранить лактацию с помощью молокоотсоса.

Итак, первый раз со дня родов (29.08), я увидела сына 1 сентября, после того как меня наконец-то перевели в послеродовое отделение. С утра ко мне пришел заведующий отделением детской реанимации и сказал, что они сделали все что могли и стабилизировали ребенка на столько, что сейчас уже можно перевести его в детскую больницу не опасаясь за его жизнь.

Когда я пришла в реанимацию к сыну первый раз я очень много плакала, хотя я знала, что нужно быть сильной для сына, но я ничего не могла поделать с собой. Когда я смотрела на него, такого маленького, беззащитного, лежащего в кювезе, когда я видела все эти проводки и трубки исходящие от него мне хотелось чтобы меня поразило молнией на месте. Очень долгое время я во всём произошедшем винила только себя, что это я бракованная, что из-за моего слабого организма теперь должен был страдать мой маленький мальчик. Бесчетное количество раз я просила у него прощения за все, что ему пришлось пережить в начале своей жизни.

Но, в тот же день я смогла наконец коснуться своего малыша, в операционной мне его не прикладывали, лишь показали мельком и сразу унесли, а тут я могла погладить его крохотные ладошки, поправить носочек на маленькой ножке, от всего этого мне казалось, что мое сердце вырвется из груди, не выдержав такой нежности. И я снова плакала, только уже от огромной любви, которая накрывала меня с головой и не давала всплыть. Вообще в первые пару месяцев сына я плакала, наверное, гораздо больше, чем за всю предыдущую сознательную жизнь.

Как бы то ни было, но через пару часов после того, как я наконец-то увидела сына у меня снова его забрали, приехала машина детской реанимации, чтобы перевезти его в больницу имени Башляевой, что в Тушино. Мое сердце в который раз разрывалось от эмоций, ведь я только его увидела и вот снова разлука. Я предполага мы будем лечиться и расти дальше именно в той больнице, но вышло не так, как я рассчитывала, но я об этом ещё не знала.

Продолжение будет по тэгу: #история_похождений_Андрюшки

Предыстория: #история_беременности_и_родов_шуры