Колумнист Sputnik Эркин Алымбеков попытался понять, что чувствовал малыш, которого до смерти избила собственная мать. Все совпадения просим считать случайными.

До слез...

Здравствуй, мама! Мне наконец-то не больно…

Я не успел попросить у тебя прощения за то, что написал в штаны. Прости! Обещаю, что больше никогда не буду так делать.

Почему-то раньше я не мог тебе этого сказать. Не понимал, как надо говорить такие трудные слова. А теперь все получается само собой. Странно… Со мной сейчас вообще происходит много странностей, но об этом позже.

Знай, что у тебя очень красивая улыбка, а ты — самая красивая мама на свете! Я очень тебя люблю, хочу еще раз обнять, поцеловать и почувствовать твой запах… Но не могу тебя найти, не могу понять, где я. Почему ты не отвечаешь, когда я зову?

Мне всегда было больно смотреть, как ты грустишь. Когда ты плакала, я чувствовал, как тебе плохо. Хотел поддержать, сказать, что все будет хорошо, а я всегда буду рядом. Что я не отвернусь от тебя, как другие… Но я не мог. Вместо этого глаза предательски наполнялись слезами, которые я не научился сдерживать. Я не мог внятно вымолвить ни одного слова — вместо этого получался крик. Если бы я научился быть сдержаннее, все сложилось бы иначе.

Хотя за три года рядом с тобой я все-таки научился многому. Вставать на ноги, ходить, включать мультфильмы на твоем телефоне… Правда, однажды ты наказала меня за то, что я смотрел мультики и потратил все единицы. А я так и не понял, что такое "единицы".

Помню, как ты купила мне шоколадное яйцо. Было очень вкусно, хотелось еще, но у тебя больше не было денег. Ох уж эти деньги! Никогда не понимал, зачем они нужны. Однажды нашел их в кошельке, когда рылся в твоей сумке, стал изучать и нечаянно порвал. Ты снова меня наказала. Наверное, я заслужил… просто не понимал, что они так важны для тебя. Прости меня за все огорчения, которые я тебе принес!

Мне всегда нравилось смотреть на дорогу из окна автобуса или маршрутки. Видеть, как мимо "пробегают" деревья и дома. Ты обнимала меня и целовала в щеки. Я был счастлив…

Когда мы виделись последний раз, я описал штаны. Эти штаны мне кто-то подарил: то ли родственники, то ли твои друзья. Все другие вещи мы оставили в той страшной комнате, в которой жили раньше. Я очень рад, что мы оттуда уехали, там было много плохого. По ночам приходили какие-то мужчины, они делали тебе больно, а я плакал. Ты огорчалась и снова наказывала меня. А потом я испортил единственные оставшиеся штаны… Ты рассердилась и ударила меня — очень больно. Я закричал и заплакал. Ты ударила снова. Потом еще и еще… Все вокруг меня будто провалилось. Стало темно.

Я слышал, как какие-то женщины говорили, что нужна операция. Они носили меня на руках, а я не мог сказать им, что все хорошо. Почему же я только теперь научился излагать свои мысли?!

Рядом со мной сейчас много детей, и все они скучают по своим мамам. Одного мальчика мама закрыла в кладовке и долго не давала ему поесть. Но он сам виноват — разлил ей на живот горячий чай… А другую девочку побил папа. Я не знаю, кто это, но она так рассказывает. Говорит, что бил каким-то железным прутиком, и у нее пошла кровь. Эта девочка мне нравится. Я даже поцеловал ее.

Еще я не понимаю, что такое "ненавидеть". Здешние дети говорят, что раньше ненавидели своих родителей, и спрашивают, ненавижу я тебя или нет. Не знаю, что им ответить.

Мне здесь хорошо, мама. Здесь все есть. Можно смотреть мультики сколько хочешь… Только я очень скучаю по тебе. Когда ты меня заберешь? Я так мечтаю сказать, что люблю тебя и что все будет хорошо. Теперь-то я умею говорить.