Экстренный перелет в реанимацию: история спасения ребенка

В окне вертолета я вижу радугу.

Третья часть рассказа о сильной болезни Тимофея, и как мы попали в детскую реанимацию в августе 2024 года.

Первая часть здесь: ссылка

Вторая часть здесь: ссылка

Приезжает скорая, мы едем на вертолетную площадку. Бригада интересуется, что случилось с ребенком. Я снова рассказываю про нашу непонятную болезнь. Сбилась уже, который раз за эти сутки.

Вертолет действительно ждет нас. Он желтый с надписью Медицина катастроф. Бригада снова поменялась. Нам помогли уложить сумки и дали наушники. Сказали надеть и Тимофею тоже. Он все это время у меня на груди. Мне уже все равно на приличия, только б ему было легче. Вертолетной бригаде не до нас, они обсуждают как сходили по грибы. Надо же, думаю я, у кого-то обычные радости жизни. Не страх, не отчаяние, а просто поход за грибами. Приезжает муж, сорвался с работы. Я вижу его сквозь окно. Стоит на отдалении, его не подпускают, потому что мы уже взлетаем…

Полет длился около 45 минут. Тимофей не просыпался, так и висел на груди. Я смотрела в окно, когда бы я еще пролетела на вертолете над Москвой. В этот короткий промежуток времени я даже умудрилась увидеть радугу. Совсем немного, насколько это возможно, я отвлеклась от своей печали. Мы прилетели в Химки. Нас проводили в отделение детской реанимации.

Маленькая палата с детской кроваткой, кроватью для сопровождающего, раковиной и оборудованием. Зря я надеялась на горячую воду. Тут даже холодной почти нет. Льется тонкой струйкой из крана. Туалет общий в конце отделения. Чайник и микроволновка в другом конце. Это все я узнаю чуть позже.

А пока к нам пришла врач. Молодая девушка, моложе меня. Отныне запрещает мне кормить грудью, говорит, чтоб я давала смесь. Если есть откажется, грозит кормить через зонд. У меня паника, я не знаю, как в условиях реанимации в Химках срочно свернуть грудное вскармливание.

Мне говорят, что нас привезли из больницы с садистами: ребенок весь исколот, когда можно было обойтись одним катетером. Плюс лечение было назначено неадекватное, ни цефтриаксон, ни церукал, ни другие препараты не нужны. Я спрашиваю, а что же делать при рвоте. Мне отвечают, мы дадим ему другой нормальный препарат.

У Тимофея вынимают катетер из кисти и ставят катетер в вену на сгибе локтя. Выглядит это уже не так страшно. Здесь есть стационарный инфузор, и Тимофея подключают к нему через тоненький длинный шланг. Я еще не знаю, что теперь с этим шлангом мы будем еще пять дней. Разумеется, у Тимофея не проходит диарея, и я кое как умудряюсь вытереть его салфетками. До раковины с тонкой струйкой воды шланг не дотягивается.

Тимофей плачет без груди. Я не могу не кормить.

Звоню мужу и рассказываю все эти новости про грудь, смесь и отсутствие подушки (в реанимации не положено). Мы договариваемся, что он приедет и привезет мне молокоотсос, бутылочки, смесь, соски, подушку и еще постельное белье. Он снова жонглирует между работой и Анфисой, собирает мне чемодан, покупает, чего не достает и везет мне это через всю Москву.

Я нахожусь в жутком состоянии, не могу оценить ситуацию, мне кажется, что нас зря сюда привезли. Условия пребывания очень меня пугают. Я терплю в туалет до последнего, только б не выходить из палаты и не оставлять Тимофея одного. Он сразу же горько плачет. В такие моменты моё сердце разрывается. Условия нашей городской больницы кажутся мне раем по сравнению с этим. Лечение мне не понятно. Но из реанимации нельзя уйти под расписку.

Сегодня 7 августа. Тимофею 7 месяцев.

Весь оставшийся день к нам практически никто не заходит. По отделению то и дело бегают люди. Бригады с вертолетов привозят новых пациентов. Кто-то в критическом состоянии без сознания. Тут действительно спасают жизни. И им сейчас не до нас

Продолжение следует...