🖤Глава финал🖤
Точка на карте.
(18+)

«Всё будет правильно, на этом построен мир…»
(Воланд,
«Мастер и Маргарита»,
М. Булгаков)
__

Я сидела на скамейке Павелецкого вокзала.
С этой чертовой рукописью на коленях.
У меня было странное чувство эйфории и тревоги от каждого прочитанного слова.
Как будто я шла куда-то наощупь.
Боясь.
Но безумно желая.
Останавливаясь.
Запинаясь.
Закрывая глаза руками.
Открывая их снова.
Перелистывая страницы.
Цепляясь за случайные строчки.
«…Я водил пальцами по её тонкой прозрачной ладони, ощущая подушечками пальцев линии…»
«…Где-то внизу мелькала её пышная белобрысая макушка, а когда она поднимала на меня свои огромные зеленые глаза, я чувствовал, как захлебываюсь от восторга…В последний раз я испытывал подобное лет в 8, прилипнув к новогодней витрине центрального детского мира на Лубянке…»
«…Её юность, покорность, абсолютная бескорыстность возбуждали меня…она была…как…Молочно-белая чистая Луна…Она делила мой мир напополам: я с ней…и…я и всё остальное…»
«…Марго, скорость твоего падения была сильнее скорости света…Тебя топили эти новые, неведомые ощущения со мной….А я будто сползал вслед за тобой со своего сорокавосьмилетнего роста и становился юным влюбленным по уши пацаном…»
Я листала и листала странички, пытаясь найти то самое место, где отец увел меня из квартиры по Садовой 302-бис.
И не находила…
Продолжала хвататься за случайное.

Я плакала.
Ручьем.
Навзрыд.
Взыдью.

На рукопись.
На строчки.
На буквы.

Не понимала.
Это искренне? Или напротив?
Для кого это написано?
Для читателя? Или для меня?

Всё!
Невыносимо!
Баста!

Я захлопнула Довлатовскую рукопись и бросила её в вокзальное помойное ведро.
Вскочила со скамьи, дернула чемодан за ручку и покатила его в обратном от платформы направлении.
Но вдруг что-то резко остановило меня. Я тяжело вздохнула, развернулась на каблуках и вытащила бумаги обратно.
Обложка была испачкана кляксой из кофейного стаканчика и пахла куревом.
Почему-то я не могла поступить так с его трудом…
Оставить здесь.
В мусорке на Павелецком.
Я так любила его когда-то.
Но я ведь не знала о нем - ничего.
Какой?
Он?
Человек?
Кто ты, Владимир Довлатов?
Помимо того, что мудак?
Почему ты так обходишься со мной?
Что я сделала тебе?
Просто не стала твоей содержанкой?
Любимой игрушкой из центрального детского магазина на Лубянке, к витрине которого ты прилип?
Дважды выбрала не тебя?
Ну и что?
Ведь тебя выбирали другие.
Более красивые.
Более умные.
Более талантливые и успешные.
Почему ты отыгрываешься на мне?
Любишь меня?
Зачем тогда женился на другой?
Хочешь, чтобы я редактировала книгу?
Но можешь ведь нанять лучших редакторов мира!
Почему?
Я?
Я сунула рукопись под мышку и
спустилась в метро. Со своим красным чемоданом.
Луна была летней.
Но больше не была единственной хозяйкой положения.
Ночная платформа - уже Казанского вокзала - растворялась в неоновом свете и дорожной пыли.
Я села в свой поезд.
Вагон номер 6.
Проводница улыбнулась мне снисходительно, проверяя билет. И предложила чаю.
Я согласилась.
Вскоре запотевший железнодорожный стакан появился на столике моего купе.
Поезд зашипел - как чайник - перед отправкой.
Я устроилась у окна.
Мимо поплыла платформа.
Люди.
Поезда, стоящие на соседних путях.
Потом ангары.
Семафоры.
Редкие многоэтажки.
Потом деревья.
Поля.
Уютные придорожные дома.
И почти в каждом горел свет.
Иногда желтый.
Иногда белый.
Иногда - ультрафиолетовый от рассадной лампы.
Я ехала, прислонившись лбом к стеклу.
Череп мой вибрировал от движения поезда по рельсам.
Но это не доставляло мне неудобств.
Тишина повисла вокруг.
Был лишь только ритмичный стук колес.
И редкий скрип вагона.
Я думала о том, э что сильно романтизировала Довлатова.
Что я сама его придумала таким…в своем воображении…
И что это может не иметь никакого отношения к действительности.
Мой дом - один.
И это - Штефман!
Он и только он!
Пусть с ним нет драйва.
Страсти.
Но есть тринадцать лет брака.
Есть сын.
Да, со временем из отношений уходит огонь, зато появляется чувство дома.
Как бы ни штормило, все равно порт приписки, родной, он один...И это…
Мой Берт!
Который всегда выбирал меня.
Который строил, а не разрушал.
Который любил, а не пользовал.
И что теперь?
Я одна, тут, в поезде.
А может, и не одна. Может, беременна.
От этой нелепой, случайной, а может - и не случайной связи.
А тот, кто по истине любит:
Предан.
Растоптан.
На вешке, водку бухает.
И что остается?
Молиться.
Молиться, чтобы простил.

***
Я подъехала к шлагбауму.
Сквозь окно сторожевой будки было видно охранника: он сидел и крутил пальцами сигарету.
- Здравствуйте! Мне на остров нужно.
- Стоянка там! - кивнул дед в сторону длинной парковки у подножья горы.
- Я собираюсь жить тут.
- У кого?
- У Алины.
- Проезжай.
Шлагбаум открылся.
Я заехала на территорию.
По крутому серпантину поднялась вверх.
Моим временным домом стал небольшой коттедж на берегу реки Свияги.
Довлатов звонил каждый день.
Я не блокировала.
Но и не отвечала.
Он писал, что узнает, где я.
Что нам нужно поговорить.
Что я не имею права скрывать от него новость о своей беременности. Что это и его ребенок.
Называл меня госпожой Паниковской. Упрекал, что я присмыкаюсь перед Штефманом.
А муж все равно меня не простит. И что, в конце концов, я очень захочу посетить Тоскану или Венецию, но не смогу. Потому что он, всемогущий господин Довлатов, сделает все, чтобы меня не пропустили пограничники. Да и в писатели меня тоже не пропустят - поскольку я ни что иное - как обыкновенная серая посредственность.
От каждого его сообщения я будто бы летела кубарем куда-то вниз. Он очень изящно и последовательно растаптывал мою и без того зыбкую веру в себя.

Каждое утро я прислушивалась к любому изменению в своем организме. К каждому шороху. И через полторы недели вздохнула с облегчением - у меня пришли месячные.

Мои дни шли однообразно.
Утром - чай на веранде.
Прогулка по набережной.
Подъем вверх до скамейки под сосной у детского садика.
Там я продолжала книгу.
С невозмутимым поэтически открытым забралом.
Потом пила кофе и шла в старинную деревянную церковь времен Ивана Грозного.
Могла сидеть там часами.
Опускалась на деревянную лавку, рядом с окном.
Закрывала глаза.
Слушала голоса.
Молитвы.
Экскурсоводов.
Тихие перешептывания.
Мелькали, сменяя друг друга, люди.
А я сидела и сидела.
Смотрители церкви уже знали меня.
И за спиной жалели.
Что могло привести сюда молодую девушку?
Молодую.
Запутавшуюся.
Девушку?
Конечно. Любовь.

Берт не звонил.
Ксюша не отвечала.
Замолчал и Довлатов.
Не было больше ни звонков.
Ни сообщений.
Ни писем.
Он пропал так же внезапно, как и тогда. Из квартиры на 302-бис. Заставляя меня тем самым думать о нем еще больше.
Он начал мне сниться.
Проявлялся в моей памяти. Будто бы пленка в химических реактивах.
Один раз я закрыла глаза и лежала в полной темноте.
Тело было расслаблено. А состояние граничило со сном.
В воображении начали прорисовываться картинки из квартиры на Садовой.
И звучать его слова.
Я вспомнила детали той нашей ночи.
- Марго…Помнишь ведь…наш первый раз на этом кресле? Тогда я трахал тебя. А сейчас…малышка…это делаешь со мной ты.
- Я?
- Я не люблю, когда женщина сверху…Но то, что сейчас происходит, прекрасно…Ты скользишь по мне так интенсивно, что промочила кресло насквозь. Знаешь, что заводит больше всего?
- Что? - шепнула я, не останавливаясь.
Я как раз стремилась по его члену вверх, чтобы дойти до головки. Еще раз почувствовать, как она выскальзывает и при входе сново растягивает меня…
Эти ритмичные игры со входом его широкого члена внутрь пробирали меня до дрожи.
- Меня возбуждает, что ты мокрая не только от того, что течешь от возбуждения. А еще и потому, что я кончил в тебя уже два раза за эту ночь. И сейчас тебе помогает не только смазка, но и моя сперма…
Я представила, каково это.
И протяжно застонала:
- Зачем ты это говоришь?…
- Хочу, чтобы ты кончала еще…Я знаю, тебя заводит такое…Ведь правда, Марго?
Я замотала головой и насладилась снова. До основания. Вскрикнула. Откинула голову назад.
Длинные волосы щекотали мою спину, усиливая ощущения внутри. Темп был медленный. Я чувствовала внутри каждый из его двадцати сантиметров.
- Малыш, давай мы сейчас закончим с тобой, а потом ты сползешь на пол, откроешь рот…И я кончу туда…Хочу, чтобы ты сосала…Чтобы попробовала это все…что сейчас делает кресло подо мной таким мокрым….
Я ахнула. Обхватила его крепкие плечи, прижалась вся к его телу. Грудью, лицом…Сжала внутри себя мышцами его член, чтобы было еще плотнее.
- Тебе же не хватало этого, правда, Марго?
- После тебя у меня был только муж…Он прекрасен…но….
- Но только я могу делать тебе настолько хорошо? Правда?
- Только ты….
- Если ты не остановишься сейчас, я снова кончу в тебя. Ты хороша до умопомрачения в этой позе.
- Ты же обещал мне третий раз!
- Мне уже сложно себя контролировать, Марго…
Я соскочила с его члена и сползла между его крепких широко расставленных ног.
Он погладил меня по голове и направил рукой мне в рот свой член.
Он был весь в моей смазке и его сперме. Звенел от возбуждения во рту. Помещался с трудом. У меня настолько растянулись уголки губ, что похоже - ожидали трещины. Стало больно.
- Ты слишком большой. Ты порвешь мне рот…- простонала я.
- Тогда высунь язык. Я уже. Сейчас…
Мой маленький язык выбрался наружу и тут же почувствовал теплую жидкую струю.
Он кончал.
Прямо в мой рот.
Я сглатывала.
И он давал еще.
- Марго, я люблю тебя! Люблю тебя, родная! - он нагнулся и обнял меня, сидящую на полу. Уткнулся в мои волосы носом, - Я люблю тебя безумно! Чего бы ты там себе не думала и как бы я себя не вел! Я ревную тебя до возмущения во всем теле. К твоему мужу! Я не знаю, как не сошел с ума за все это время с декабря…Я еженощно думал о том, что сейчас прозябаю дома и пялюсь в свете монитора на твою фотографию, а он трахает тебя в вашей постели. Пребывал в бешенстве! Эти мысли делали из меня морального инвалида. Потому что я привык обладать желаемой женщиной…А ты не даешь мне даже шанса тобой обладать, Марго! Ты мучаешь меня. Ни одна так не мучила. Еще никогда девчонка не делала меня таким слабым и уязвимым…Ты - магнетизм…Блядь. Я надеюсь, что алкоголь подействует и ты не запомнишь всего того, что я тебе сейчас наговорил. Потому что я слаб, чтобы повторить это на трезвяк.
Защипало переносицу.
Я плакала.
Тихо.
Беззвучно.
И положила голову на его широкое колено.
Он гладил меня по волосам.
На меня сквозь окно светил тот чертов фонарь.
И луна…
Она была серебристой.
И небо вокруг неё…
И снова разрывало ощущение, что сейчас это всё закончится.
Что я проснусь?
А я не хотела просыпаться!
И я не хотела засыпать.
Хотела продолжать чувствовать его колено под своей тяжелой головой.
И его ласковые ладони на своих волосах.
Но алкоголь сильно клонил в сон. Ты небезразличен мне, Довлатов. До сих пор небезразличен.
Я ощутила, как он заботливо подхватывает меня под руки, отрывает от пола и несет в постель.
Она мягкая.
Обволакивающая.
Холодная.
А он горячий.
Нежный.
Большой.
Прижимает меня к себе, его рука расположилась между мочкой моего уха и ключицей. Я лежу на ней. Боком.Задом к нему. Прижимаюсь к его крепкому телу. Со вкусом сахарного леденца в коньяке.
Аромат этот меня успокаивает.
Довлатов целует волосы. Ухо. Покусывает.
- Я обещал тебе третий раз…- его пальцы пробрались между ног к моему клитору, - Если хочешь членом, то давай хотя бы немножко поспим, малышка. Ты высосала из меня все силы. В прямом смысле.
- Оставь руку там…- я сильнее сомкнула ноги.
- Как скажешь, моя королева Марго…
Глаза слипаются.
Он дышит ровно куда-то мне в макушку.
Вдох выдох.
И еще.
И еще.
Я засыпаю…

Очнулась!...
Резко открыла глаза в потолок.
По нему проскочил молочный след от фар проезжающей за окном машины.
Я себе сейчас это всё сама придумала или это было?...
В ту ночь на Садовой, 302-бис? Он же говорил, что мы переспали три раза.
Два из них я вспомнила. А третий - вот впервые.
Пожалуй, не залететь после такого - чудо.
Я повернулась на бок.
Засыпай дальше, Марго!
Ты толком не спала уже трое суток.
Я закрыла глаза и стала представлять себе деревянный корабль, который плывет в море. В детстве мне нравилась сказка про Синбада Морехода. Я любила её крутить перед сном в голове. Но и это не помогло. Опять мысли какие-то лишние лезут.
Вспомнила, как Ксюша говорила, что бывают судьбоносные мужики, и они для чего-то нам даны свыше. Типа миссию несут.
Если б не Довлатов, то и Штефмана бы не встретила. Довольствовалась бы Веником.
А что мне этот Веник мог дать?
Не было бы у меня тогда ничего… и сюжета для романа.
А ведь он мистический
Прям как Булгаковский - недаром там его имя звучит.
Всю жизнь мне с ног на голову перевернул…
А если - наоборот?
А если - с головы на ноги поставил?…
Всё.
Опять сон ушел.
И Синбад не помог.
Я встала с кровати.
Пошла на кухню.
Открыла окно.
Налила холодной воды.
Взяла стакан и села возле ноутбука.
Прозрачная жидкость болталась в голубом свете экрана и тоже становилась голубой.
Зачем-то я полезла на страничку в соцсети к Довлатову.
С таким чувством…
Будто я - ребенок и в какую-то запретную книгу лезу. Тайком от родителей.
Одним глазом выцепить то,что нервы щекотит.
Вижу.
Пост с песней.
Stive Morgan - K141 Kursk
Прибавила звук.
Название ведь ни о чем не говорит.
Одна.
Две.
Три.
Четыре ноты.
Вслушиваюсь…
Будто бы знаю её.
Откуда?…
Мысль в нужную точку по туннелю памяти летит.
Будто бы по темным коридорам, от стен отскакивая.
И тут.
БАМ! Словно дверь с ноги открываю в освещенную комнату! Я вспомнила!
Да!
Довлатов её мне тогда еще присылал! В разгар нашей любви.
Я так же за компом сидела.
И он мне мелодию эту скинул.
Сказал; что едет из Марселя в Тоскану. И что музыка эта его - как и я - умиротворяет.
Что она весь день в наушниках крутится - как и я в его голове. И что он не любит, когда женщины разбрасываются словами на букву «л», но только это и мечтает от меня услышать. Ночью. Шепотом. В нашей постели. Когда голые. После секса.
Это было в полночь. В июле.
Он в аэропорту, ждал рейс на Флоренцию, а я - его в сети.
Как освободится.
Появится.
Напишет.
И мы опять всю ночь болтать будем о чем-нибудь интересном.
Помню даже, как занавеска от сквозняка вечерним воздухом надувалась.
Что за окном был шум от алкашей. Родительские окна выходили на небольшую аллею.
Что запах какой-то с улицы шел травяной.
Наверное,косили?
Точно! Накануне вечером.
И эта мелодия…
Я вздрогнула от четкости воспоминаний.
Как мозг может хранить все это?
Где?
В каких закоулках?
Четыре ноты. И ты там, в той комнате. 15 лет назад.
Сердце в ямку - бух.
Как в детской прибаутке:
«Едем. Едем. Едем. Едем
В ямку - бух»
Штефман с сыном в эту игру играл.
И вот я теперь.
В ямке как будто.

Полезла дальше.
Фотки его смотрю.
На рожу загорелую.
На пальмы.
На море.
На интерьер его квартиры.
Огромная полка с книгами.
Стол. На столе всякое валяется.
А посередине большой белый монитор MAC.
На рабочем столе фотка.
Ноги.
Приближаю!
Мои! Точно мои!
Это Веник снимал на пленку.
Я на его столе сидела в съемной квартире.
Скрестив колени.
В чулках.
А за мной лампа стояла зеленая. Светильником Сталина её еще называют - Веня где-то на Авито выцелил. И мы ездили за этим светильником к древнему деду, который около ТЭЦ жил.
Помню, как завораживающе пар в небо валил. Прямо в луну, которую уже было хорошо видно, хоть и светло.
Ветер мелкий мусор придорожный кружил.
И мы шли по обочине с этим светильником, потому что автобусы редко ходили.
А от проезжающих мимо машин мои ноги обдавало горячим пыльным воздухом.
Я была в очень короткой юбке. И грязь в босоножки забивалась.А Веник так крепко меня за руку держал. Будто боялся, что украдут.
И украли….
Потом я Довлатову пересылала эту фотографию, с ногами и светильникам, хвасталась. Дурочка.
Плачу.
Листаю дальше.
Опять тот же монитор. И ноги.
Но уже не мои.
Смеяться начинаю задорно, сквозь слезы и шмыгая носом.
Вовка! Ножной фетишист.
Ноги любовниц на рабочем столе меняет как перчатки. Может, у него на каждый день недели - новые?
Понедельник- Марго.
Вторник - Марта.
Среда - Аделаида.
Пуще прежнего хохочу.
Уже и слезы высохли.
Рассматриваю дальше. Интересно ведь.
В углу книжной полки пуанты.
Розовые.
Со стоптанными носами.
Да это ведь тоже мои!
Настоящие!
Со специальной жестокостью носка. Из Питера! И ленточка размахрилась на правой.
Как они у него оказались?
Я ведь и забыла про них. И в романе своем о них ничего не написала. А такими ценными они для меня когда-то были! Как сокровище!
Как ниточка, которая меня с миром балета связывала.
Я так мечтала о нем!
Об этом мире!
И пуанты эти носила показывать Довлатову! Наверное, у него и оставила.
Очень нравилась мне вся эта балетная эстетика. И он говорил, что я изящная, на танцовщицу похожа.
Помню, как искала эти пуанты дома. Расстроилась, что потеряла. Ведь они были для меня талисманом. А они у него, значит, лежали все это время.
Ладно.
Хватит.
Пойду спать.
Я выключила ноутбук и легла.
Хочется Штефману звонить.
Но знаю, что не ответит.
Закрываю глаза.
Засыпаю.

Просыпаюсь утром от настойчивого стука в дверь.
Подскакиваю.
Натягиваю серые спортивные штаны. Поправляю топ.
Иду открывать.
Чувствую, он.
Довлатов.
Так и есть.
Стоит.
Черная футболка. Бежевые штаны. Кеды. Часы циферблатом во внутрь. Руки в карманы.
Улыбается.
Смотрю на него молча снизу вверх.
- Я не был уверен, что пустишь…но…Тебя песня эта зацепила. Я на это и рассчитывал. Знаешь, как в свое время заинтересованные в круг Бориса Ельцина попадали? - он облокотился на косяк двери и поставил ногу на носок.
- И как?
- Борис Николаевич в теннис играть любил. И если нужно было вопрос какой-то решить, приходилось искать пути, чтобы попасть к нему на теннисный корт…Так же и с тобой, малышка Штефман.
- И что ты мне скажешь: «Я ухожу в отставку? Я хочу попросить у вас прощения?» - передразнила я его голосом Ельцина.
- Приятно, что ты знаешь историю, Марго. И да. Я бы хотел попросить у тебя прощения.
- Историю знаю. По спирали развивается. Вот смотрю я на тебя - и в очередной раз убеждаюсь в этом! Снова я на витке спирали этой застряла. Радует только, что теперь - уровнем выше. Так что, господин Довлатов, молодец, конечно, что извинился. Но не принято! - я пожала плечами и повторила: Нет! Я не могу это принять.
- Марго, давай так. Тебе будет легче, если я признаюсь, что я тогда накосячил?
- Все. Хватит. Надоело.
- Ещё раз, Марго: нет никаких ошибок, есть опыт, который необходим. Тогда я не мог поступить по-другому. Для нас обоих это был единственно верный путь. А с высоты прожитых лет, конечно, легко сказать, что нужно было бы делать и когда. История не знает сослогательного наклонения.
- Понятно.
- Ничего тебе не понятно. Ты маленькая обиженная девочка. До сих пор.
- Понятно.
- Да, блядь! - уже раздраженно произнес он.
- Слушай, Довлатов, езжай домой к своей жене. Или где ты там остановился?
- Нигде. У тебя.
- Ты охуел? Я тебя не приглашала!
- Нам надо поговорить. Сама знаешь! Потому что молчание, Марго, нихуя не золото. Ты сама себя мучаешь. Ты так всегда делаешь - голову в песок. Закрыла шторы. Подумала - нахуй?…Так и с мужем, кстати, твоим - алкоголиком. Ты его за все время вашего брака так и не вылечила от зависимости.
- Штефман слишком свободный мужик. Туда нельзя нос совать. Опасно! У Берта зависимость - всего лишь водка. А у тебя, Довлатов, другая зависимость - повелевать людьми. Желаешь всегда, чтобы ситуация выглядела так, как хочешь ты. И по-другому жить не можешь.
- Сравнила! - усмехнулся он, - Твоего мужа на колени ставит вонючая, чмошная, дешманская водка. А меня на колени еще ни разу никто не поставил!
- Может, и не поставил. Но ты здесь. И значит, ты попался? Чего приехал-то?
- Приехал, потому что ты на или звонки не отвечаешь. Потому что, возможно, беременна от меня. Потому что поговорить хочу. Потому что прощения решил попросить, если еще не прощен. Потому что, Марго, ты зацепила меня и ты мне не безразлична. Потому что…я боюсь за тебя. Потому что секса с тобой хочу. Достаточно причин? Достаточно честно сказал?
Я взглянула на него снизу вверх:
- Проходи. - и распахнула перед ним входную дверь.
Он прошел внутрь и снял дорогую обувь.
В кипельно-белых носках парил по плитке и сел на кухне за стол.
- Топик очень откровенный. Я надеюсь, ты на улицу в таком не ходишь? - уставился он на мой бюст.
Я ожидала подобного вопроса, потому что сквозь мягкую ткань откровенно выдавались соски.
- У тебя новый парфюм? - проигнорировала я его замечание про топ.
- Мне приятно, что ты заметила. Знаешь, как называется?
- И как же?
- Лунный свет. Тебя напоминает. Ты у меня, Марго, с луной ассоциируешься. Иногда - с теплой и молочной. А иногда-то с холодной, звенящей и перламутровой.
Он притянул меня к себе, я уткнулась носом в его грудь.
В эти духи.
- Давай без интима. - я отстранила его. - Пришел поговорить - говори.
- Ты беременна?
- Нет.
Он задумчиво кивнул и отвернулся.
- Это мелодия, которую ты слушала и наверняка вспомнила…- он сделал небольшую паузу, - Ее написал мой, приятель, композитор Стив Морган, а по-русски - Славка Мотков. И поместил в альбом Курск 141…Это очень талантливый музыкант. Я всегда умел окружать себя талантливыми людьми…Ты одна из них. Когда я написал про серую посредственность - это было от обиды. Я надеюсь, ты не восприняла мои слова всерьез?…
- Конечно, нет. Во-первых, я уяснила, что твои слова в принципе нельзя воспринимать всерьез. А во-вторых, у меня большая аудитория читателей. И некоторые соображают побольше, чем ты. - я передразнила его и улыбнулась.
- Ты язва, Марго!...Но я обожаю, когда играют уголки твоих губ при улыбке…с возрастом эта особенность стала еще прекраснее. Сигареты есть?
- Ты ж здоровье бережешь?
- Да похуй.
- Там на кухне видела в ящике.
- Ты точно не беременна? Марго, не ври мне только!
- Точно.
- Ты делала тест?
- Довлатов, у меня были месячные.
- Пошли покурим.
- Пошли.
Мы вышли на крыльцо.
Там стоял один единственный раскладной стул.
- Садись! - кивнула ему я.
- Могу постоять.
- Меня учили уступать старшим. - я положила локти на бортик веранды.
- Уговорила. С этого ракурса ты особенно хороша. - он уселся на стул и положил ногу на ногу, смотрел на мой зад в спортивных штанах.
Мы задумчиво затянулись. Я не курила. Но сейчас это было необходимо.
- Кому посвятишь книжку? - нарушил тишину Довлатов.
Я держала сигарету между средним и указательным пальцами. И, задумавшись, защемила кончик подушечки безымянного во рту. Чувствовала тепло от тлеющего Винстона.
Подумала минуту. Две.
И ответила:
- Мужу!
- Почему Штефману? - Довлатов смахнул пепел на бетон.
- Потому что это история о том, как я себя из дерьма за уши вытягивала. Потому что, когда Берт сказал, что любит меня - это были не пустые слова. Он это сердцем сказал…И началось моё нормальное движение вперед. Не вверх. Не вниз. А именно вперед. Это не про тебя роман, Довлатов. А про меня. И про Штефмана. Про то, что спустя столько лет я смогла о своей истории заговорить открыто. Знаешь ведь, что самое страшное? Самое страшное хранить тайну - а вдруг где-то вылезет. - я тяжело вздохнула.
- Но он не заинтересован в твоем творчестве, Марго.
- А ты заинтересован?
- Да. Я в этом смыслю. Я бы сказал тебе: Сядь! И не выйдешь из этой комнаты, пока не допишешь книгу. Есть люди, которым надо дать пиздюлей. Это ты, Марго. Одаренная девка. Но тебе трудиться надо. Из глубины души все на бумагу тащить. И ты, малыш, пока не Роулинг. Далеко не Роулинг.
- А с чего ты, Довлатов, решил, что я Роулинг хочу быть? Я, может быть, хочу просто Марго быть?
- Вот скажи, кто круче: Солженицын или Слава Мотков, который музыку про Курск написал?
- Как их можно сравнивать?
- Но ты согласна, что они оба талантливы? Но просто как две разные автобусные остановки на маршруте. Они разные. Но они на маршруте?
- Да.
- А журнал Мурзилка и Солженицын - это разные остановки? Или эта несопоставимо?
- К чему ты клонишь?
- Марго, твой уровень сейчас - это журнал Мурзилка. Тебе девчонки твои, читательницы, корону на голову надели. Но ты меня послушай. Ты до уровня не дотягиваешь. Ты сейчас издашь роман, утонешь в критике и все. Ты себя потеряла.
- Тебе-то чего?
- Есть два пути. Первый - убить надежду нахуй и будь что будет. Второй - я могу дать тебе протекцию. Я пинком могу дверь в любое издательство открыть.
- И что ты за это хочешь?
- Тебя, Марго. Целиком и полностью.
- Другого я и не ожидала.
- Штефман тебя выгнал. Назад не примет. Не такой он, Берт твой, Петрович. Дорожит семьей. И ты его убила изменой. Может, для романа - это и к лучшему. Потому что - драма. А как ты дальше жить-то собралась, малышка Штефман?
Я затушила сигарету.
- Нет такого горя, которое нельзя пережить. Значит, у меня такой путь. Надо его принять:..Вон как дождь! - я кивнула на тучу.
- Но гораздо приятнее принимать его, будучи известной писательницей?
- Я не буду твоей содержанкой.
- Марго, я подал на развод.
- Дело твое.
- Ты же понимаешь, почему?
Я тяжело вздохнула и закатила глаза.
- Да делай что хочешь! Хочешь - разводись. Хочешь - не разводись. Кстати, сколько лет твоей новой?
- 28.
- Ты совсем совесть потерял…
- Я дам тебе время подумать, Марго. До завтрашнего вечера. Если нет. То нет. Разбирайся со своим романом сама. И помни - в случае провала, тебя никто утешать не будет. У всех, кто тебя читает, жизнь своя. Им не до тебя. А Штефман и близко к тебе не подойдет. Ты его этим романом позоришь. Я, Марго, единственный твой шанс. Другого такого не будет.
Он поднялся. Ножки раскладного стула лязгнули по бетону.
- Одна побыть хочу. - хрипло произнесла я.
Накатывали слезы.
- Я позвоню тебе завтра, малышка Штефман. - он чмокнул меня в лоб.
- Подожди. - вдруг сказала я.
Он остановился и посмотрел на меня с какой-то грустной надеждой.
Я зашла в дом и схватила с тумбочки в коридоре его рукопись и серьги с сапфирами, которые лежали на ней.
- Вот. Твое. Забирай. - я протянула ему бумаги и устроила сверху синюю бархатную коробочку.
Он молча забрал все из моих рук. И спустился вниз по пригорку.
Я увидела, что на набережной его ждал черный внедорожник.
Усаживаясь в машину, он бросил на меня серьезный взгляд.
Я отвернулась и зашла в дом.
На всю кухню до сих пор несло его духами. Этой Луной от Килиана. Штефман бы наверняка сказал, что пахнет советской парикмахерской. Он на всякий парфюм так говорил.
Я подумала об этом и улыбнулась.
Зашла в спальню.
Легла.
На холодную постель.
Детские голоса да окном.
Запах дождя. Хотя дождя еще нет.
Как я соскучилась по сыну!
Как бы я хотела, чтобы он сейчас сопел тут рядом тихонько. В этом цветочном пододеяльнике.
А я бы работала, заканчивала книгу.
Я заплакала.
Вдруг мне Штефман ребенка не отдаст? Как можно такое представить, что мой пацан будет не со мной?
Буду в ногах у Берта валяться.
Только чтобы сына не отнимал.
Страшно мне. Очень.
Я вытерла слезы. Накинула джинсовку.
Вышла во двор.
Побрела по дороге до центральной улицы.
Колокола звенят.
Лечит их звон.
Тетя Марина так говорила.
Зашла на территорию монастыря.
Хочется на колокольню подняться.
Лестница узкая.
Сложная.
Лезу.
Никого.
Туристы уже рассосались.
В воздухе висит гроза.
Под ногами ступеньки скрипят.
Смотрю: у окна одна единственная девушка. Держится тонкими пальцами за решетку. Задумчиво. Поглаживать будто бы прутья.
Встаю у противоположного окна.
Наверху всегда ветрено.
Когда-то идеальная прическа девушки растрепалась.
Почему-то мне захотелось с ней заговорить. За собой я такого раньше не замечала.
- Добрый вечер. - произнесла я.
- Добрый. - откликнулась она, не поворачивая головы, но как будто ожидая продолжения беседы.
- Марго. - представилась я.
- Альбина.
- Вы здесь отдыхаете?
- Я здесь жила. В детстве. - Аля обернулась и облокотилась хрупким телом на стену.
- И вы приехали к кому-то в гости?
- Нет. Я приехала по собственным причинам. Хотела закрыть болезненные воспоминания из детства.
- Удалось? - с интересом спросила я.
- Отчасти. Я поняла, что все воспоминания остались только на жестком диске психики. И остров изменился, и я выросла. Из родного здесь только старый дом и запахи на набережной. К сожалению, самолёты в прошлое не летают. Да есть такие адреса, которые манят и фонят в памяти, а по факту получается, что это только точка на карте, потому что мы изменились и всё вокруг изменилось.Но на осознание этого нужно время.
- Точка на карте? - переспросила я.
- Да. Это так наглядно и так просто. - пожала плечами Альбина.
- Спасибо. - мне захотелось обнять её. Но я не посмела - не позволило чувство такта.
Попрощавшись, я начала спускаться вниз, обдумывая то, что она мне сказала.

ТОЧКА НА КАРТЕ!

Довлатов - ты просто точка на карте!
Там, в квартире на садовой 302-бис.
Все изменилось. И ты. И я.

Я шла до дома и крутила эту строчку в голове, чтобы не забыть. А когда пришла и села за книгу - уже точно знала, как будет называться заключительная глава.
Нет никакой любви.
Есть только попытка вернуться в ту точку на карте…
Но это невозможно.

На следующий день он позвонил.
Я долго смотрела на мигающий экран телефона и…
Не взяла трубку.
Довлатов сдержал слово.
Он заблокировал меня везде.
И тогда я поняла, что наша история с ним завершена.
Теперь уже раз и навсегда.
Была завершена и моя книга.
Я на скорую руку сделала обложку в фотошопе и выложила рукопись на Литрес.

Сын должен был вернуться с моря через пару дней.
И я хотела встретить его в аэропорту.
Боялась, что Берт будет препятствовать.
Снова звонила ему, Ксюше, сестрам.
Никто не отвечал.
Будто меня не существовало.
Тогда я просто собрала свои вещи.
Поблагодарила хозяйку.
Села в автомобиль и поехала в Казань.
У аэропорта встретилась с хозяином машины. Оплатила аренду.
Купила билет в Москву.
…Авиакомпания Эс севен айрлайнс…
….Пассажиры вылетающие рейсом UT 210 в Москву, приготовьте, пожалуйста, посадочные талоны и паспорта для посадки….
…Убедитесь, пожалуйста, что ваши ремни безопасности застегнуты и подтянуты по размеру….
Эти фразы мелькали одна за другой, то и дело вырывая меня из мыслей в реальность…
Я перечитывала свой роман.
Перечитывала комментарии и письма.
Мне кажется, я сделала что-то важное…
Чего бы никогда не сделала…
Если бы не эти обстоятельства.

Самолет приземлился в Шереметьево вечером.
Я села в аэроэкспресс и отправилась в «Националь».
Сняла тот же номер.
Бросила красный чемодан у входа.
Он, как и тогда, много лет назад, устало поюхнулся у двери. А кеды полетели под банкетку.

Что делать?
Может съездить домой?
А если не остыл?
Не пустит.

Я надела короткое черное платье.
Босоножки.
И спустилась на первый этаж.
В бар.
Отметить публикацию книжки. В одиночестве.
Была среда.
Но кругом толпились люди.
Я села за стойку и попросила коньяка.

Сегодня ровно 5,5 недель.
С того дурацкого дня, как Берт выгнал меня из дома.

- Добрый вечер. - услышала я у себя за спиной красивый тембр и обернулась.
На меня смотрел приятный высокий мужчина лет сорока.
- Добрый. - нехотя ответила я.
- Скучаете?
- Нет.
Он, видимо, не ожидал такого резкого ответа.
Просто присел рядом.
Я тяжело вздохнула:
- Слушайте…Я пришла сюда выпить конька, а не знакомиться с мужчинами…Мне нет до вас никакого дела…
Он удивленно пожал плечами и отошел.
Вот ты стерва, Марго!
Так и останешься одна.
Уже осталась.

Вдруг я заметила в толпе знакомый силуэт.
Он приближался.
Сердце мое заколотилось.
Сомнений не было. Это он!
В светлой рубашке в еле заметную голубую полоску.
В темно-синих джинсах.
В черных часах с кожаным ремешком.

Он.
Мой.
Штефман.

Берт устало облокотился на стойку, совершенно точно не замечая меня.
Бармен опустил перед ним запотевшую стопку водки.
Я набрала побольше воздуха в легкие и произнесла:
- Добрый вечер…
Он поднял на меня взволнованный ошалевший взгляд.
Застыл на секунду с рюмкой в руке.
И ответил:
- Добрый вечер…
- Марго. Очень приятно. - я протянула ему руку и улыбнулась.
- Берт. - он пожал её.
На его руке до сих пор было надето обручальное кольцо.
Ладонь была широкая. Крепкая. Знакомая. И влажная от волнения.
- Вы один? - спросила я, чуть не задыхаясь от счастья.
- Да. А вы? - он опрокинул холодную стопку в рот.
- И я…
- Вы живете в этом отеле? - продолжил он.
- Снимаю номер…
- Поднимемся?
Я еле заметно кивнула.
Подошла к нему.
Взяла за руку.
И мы пошли к лифту.
Парень, который пытался познакомиться со мной десятью минутами ранее, проводил нас удивленным взглядом.

Мы молча поднялись в мой номер.
И как только дверь за нами захлопнулась, Штефман прижал меня телом к стене и громко, страстно зашептал на ухо:
- Я все эти 1,5 месяца спать не мог…и не спал толком…без тебя не мог заснуть…Я бухал, я курил…пытался забыться…Нет, Марго! Ничего не выходит…Я на женщин других смотреть не могу - воротит! Тебя одну хочу. Скажи, у тебя ведь никого не было? Не было других мужчин за это время? Честно скажи! Не ври! - он отодвинул волосы от моего уха и прижался к нему горячими мягкими губами.
- Не было, Берт…Клянусь! - пролепетала я.
- Ты магнит, Марго…Меня ни одна не возбуждает…Я в клубы ходил….хотел выцепить…молодую, горячую…Чтобы отомстить…ни на одну не стоит . На тебя только, блядь…с полпинка…увидел тебя…и все…
Он прижимал л меня к стене еще крепче. Еще бескомпромисснее.
Я обхватила его плечи руками.
Губы.
Горячие.
По ключицам.
По подбородку.
Не брился. Щетину чувствую.
Не вижу её в темноте.
Но колется…
Целует.
Жадно. Очень.
На шее у него повисла.
Он подхватил и понес в кровать.
Повалил.
Через секунду чувствую на себе вес его тела.
Знакомый запах итальянского парфюма.
Ухоженной кожи.
Хочу рубашку с него сорвать.
Уткнуться носом.
В волосатую широкую грудь.
Сильные знакомые пальцы уже пробираются под платье и стаскивают с меня белье.
- Берт, дай мне в рот…я соскучилась….- шепчу я.
Он тяжело и возбужденно задышал. Встал. Расстегнул ширинку. Я медленно сползла с кровати на пол, прямо на колени, подползла к нему и встала на четвереньки.
Облизывала кончик.
Скользила языком.
Заставляя мужа стонать. Закатывать глаза.
Не было никаких сомнений. Он был один все это время. И сейчас изнемогал от желания.
Я притормозила... Хотя так не хотелось отрываться от его крепкого мускулистого члена.
— Пожалуйста... Марго... — умоляюще шептал он, - Хочу еще!
Он прижимал меня губами к себе, желая вновь проникнуть в мой теплый влажный рот.
- Тссс!.. Ты же знаешь…Берт…не люблю спешить. 
Я оторвала от него размазанные по лицу губы. И поднялась с колен.
Хотела подтолкнуть к кровати.
Но он резко развернул меня.
И опустил на постель первым.
Грубо задрал юбку.
И бесцеремонно вошел в меня.
Я вскрикнула.
От неожиданности.
И от предвкушения.
Знала, что выпорет меня.
Я обернулась.
В его глазах играло нестерпимое желание…гнев…боль…
Я надевалась на него глубже.
Прижамаясь всем телом…
Мужские ладони тут же ухватили мои бедра, сжимая... удерживая...
Только он мог мной владеть.
Было развратно.
Грубо.
По-животному.
Я кричала.
Выгибалась.
— Какая же ты.. сучка! - шептал он.
А потом вдруг резко остановился.
Лег на спину.
И затащил меня сверху.
Рубашка была расстегнута.
Он дышал часто.
Его крепкая волосатая грудь то и дело вздымалась.
Одной рукой он приподнял мои бедра и засунул вновь.
Я шумно задышала с жаром. Стремилась к основанию. И скользила вверх до конца…
Он ловил. Захватывал в плен сильных рук. Показывал, кто тут главный. Даже не смотря на то, что я была сверху.
Покусывал соски. Метил, плотно захватывая губами шею, наверняка оставляя засосы…. Обладал. Доказывал, что настоящий мужик. Самец. Завоевывал. Доводил до точки кипения. Оттягивал мой оргазм, заставляя умолять его об этом.
И я умоляла.
Глазами.
Движениями.
Телом.
Шепотом.
- Соскучилась, малышка? - он нежно целовал мою шею
- Безумно…Люблю тебя…
- И я…Марго…люблю тебя до сумасшествия…
- ... Дай!!! — стонала я на всю комнату…
- Ты! Моя! Только моя женщина.
Еще один рывок.
И я с криком сокращалась на нем.
- С ума сойти…
- Берт….
Я потихоньку приходила в себя.
Прижавшись к родной мужской груди.
Он нежно обнимал меня, давая время успокоиться, чтобы продолжить…уже для себя.
А потом повернул на бок.
И владел снова.
До конца…
Потом мы лежали поперек кровати в обнимку.
И я чувствовала
Себя
Самой счастливой женщиной на земле. В этих крепких родных руках.
Я утыкалась в них носом.
А он губами - в мою макушку.
Я просила у него прощения.
Плакала.
А он молчал.
И целовал.
По всему телу.

Когда я проснулась утром, Берт стоял у окна и застегивал манжеты рубашки.
Я улыбнулась ему, потягиваясь.
- Собирайся. Заедем позавтракать и в аэропорт. Сына встречать.
Я села на кровати и опустила ноги на пол.
Он подошел и сел рядом.
- Марго…
Я испугалась. Почувствовала неладное.
По жестам.
По интонации.
- Говори…- попросила я, а голос мой дрожал.
- Марго…мне нужно время. Я люблю тебя…но я не готов простить. Обида слишком велика.
Я беззвучно заплакала.
Надежда на продолжение этого брака вдруг рухнула снова.
Нет.
Я не могу!
Так на могу!
- Берт! - громко произнесла я
Он взглянул на меня.
Он был раздавлен не меньше меня.
- Берт… Ты хочешь быть правым или счастливым? - с надрывом и слезами продолжила я, вспоминая слова тети Марины.
- У меня есть принципы.
- Да кому нахуй нужны твои принципы?! - я оттолкнула его и встала с кровати.
- В этой ситуации виноват не я. Ты! Марго!!
- Я. Но я была пьяна. Я искренне раскаиваюсь…а ты…Ты готов разрушить все ради тупых принципов!
- Ты разрушила все! Не я!
- У тебя два часа на раздумья, Берт! Встретимся в аэропорту!
Я натянула вчерашнее платье. Вытащила из чемодана рубашку. Накинула сверху. Залезла в сандали. И вышла из номера.

***
Нервно приземляюсь за столик аэропортовского кафе, заказываю капучино и фреш. Как тогда.
Опасаясь, смотрю на часы.
Уже начало первого.
В Шереметьево как всегда приятная суета.
До встречи с сыном минут 15.
Залпом выпиваю кофе.
Делаю глоток фреша.
Трясёт.
От ожидания.
От волнения.
Что там Берт решил?
А если заберет ребенка?
Но любит ведь.
Любит меня!

Встаю.
Иду к выходу в город.
Ищу глазами мужа.
Нет нигде.
Но вижу отца.
Приехал маму встречать.
Не хочу подходить.
Но он заметил уже.
Махнул рукой.
- Привет. - сказала я и опустила глаза.
- Привет. Ты одна?
- Нет. Берт сейчас подойдет.
Отец сложил руки на груди.
Мне всегда было так неуютно.
Так неловко в его обществе,
Хотелось смыться куда-нибудь.
Провалиться…
Бросаю взгляд на табло.
Рейс из Сочи прибыл уже.
Двери разъезжаются.
- Мама! - слышу я.
Бежит ко мне!
Счастливый.
Лохматый.
Загорелый.
Тянет ко мне тонкие ручки.
Обнимаю.
- Привет!
- Мам, я тебе подарок привез! Ракушку!
Обнимаю его крепко.
Чувствую спиной. Моего Берта.
Оборачиваюсь.
Действительно. Стоит сзади.
С трактором игрушечным и цветами.
- О! Фронтальный погрузчик! - восклицает радостно сын.
- Такой хотел? - Штефман опускается на корточки и помогает открыть коробку.
Мама ставит около меня детский смешной чемоданчик и говорит:
- Поедем с отцом. Устала.
Они с папой разворачиваются молча и идут к выходу из Шереметьево.

Берт сына одной рукой берет, второй подхватает его чемодан.
Тоже идут к выходу.

Я одна.
В растерянности.
Не знаю, что делать.
Как это воспринимать?
Уже слезы к глазам подступают.
Отчаянье.
Кричать хочется.
Стою.
В пол вросла.
Мимо люди.
Туда.
Сюда.
А Штефман с малышом удаляются.

Я закрываю глаза, сдерживаю себя…чтобы не разрыдаться.
- Марго! - вдруг кричит Берт. - Марго, ну ты идешь, нет?
- Мам! Идеи!
Улыбаюсь.
Реву.
Очищение.
Освобождение.
Счастье.
Такое.
Когда думал, что уже все.
Когда умер даже…
А потом вдруг воскрес.
Подбегаю к ним.
Беру сына с другой стороны за руку.
- Мам, ты чего плачешь?
- Я просто…очень…люблю вас!

Эпилог.

2024 год. Москва. Где-то на Патриарших.

Я сидела в ресторане.
В зале горел приглушенный свет. И в сочетании с высоким кирпичным сводчатым потолком придавал деревянным столам эффект состаривания.
Этого и добивался мой муж, открывая свой пятый ресторан, но на этот раз с флёром 19 века...Под названием «Оливье».
Прошло четыре месяца с момента публикации моей книги.
И ничего.
Её прочитали около 20 раз.
Я заработала лишь на чашку кофе.
Чувствовала себя вопиющей бездарностью. Мурзилкой.
Перестала писать.
Закинула свой читательский блог.
И вела такую же размеренную и в каком-то смысле бесполезную жизнь, как и все время до этого.
- Марго, убей надежду нахуй. - говорил мне тогда Довлатов.
А я бы и рада. Но как жить без надежды?
В очередной раз поразмыслив об этом, я расплакалась.
- Позволите? - услышала я голос за спиной и обернулась.
На меня смотрел темноволосый мужчина с небольшой щетиной и как-то подозрительно улыбался.
- Позволю. - кивнула я.
- Выглядите грустно. - начал он.
- Нормально. Пью кофе на кровно заработанные - усмехнулась я.
- Чем зарабатываете?
- Написала книгу.
- Надо же! - он удивленно вскинул глаза, - Тогда очень приятно, Александр Лапкин.
- Марго Штефман. - неохотно представилась я.
Мужчина, кажется, ждал от меня какой-то другой реакции.
- Вы меня не знаете? - наконец, вымолвил он.
Я внимательно просканировала его взглядом.
- Нет? Вы олигарх какой-то?
Он прыснул от смеха так, что даже мне стало смешно.
- А вы разбираетесь в олигархах?
- А чего в них разбираться-то?…- хмыкнула я.
- Нет, Марго, я не олигарх, к сожалению. Но за комплимент спасибо. Я ваш коллега, писатель.
- Звучит авантажно - коллега писатель - но я не писатель.
- Но вы же написали книгу?
- Её купило 20 человек. Можно ли считать меня писателем, если у меня нет читателя?
- Давайте я побуду вашим читателем. Вы меня заинтриговали.
- Ну, побудьте.
- Где найти ваш текст?
- На Литресе.
- Хорошо, Марго. Спасибо. И не грустите.
Он подмигнул мне. И засобирался.
Я проводила его взглядом.
И забыла об этом разговоре уже через 15 минут.

Дни шли.
Один сменял другой - точно такой же.
Я занималась домашними делами, ребенком, училась делать лагман…
Чувство вины начало превращать меня из «такой себе» жены - в нормальную.
В ту, что готовит завтраки, обеды и ужины, а не заказывает в ресторанах.
В этих кулинарных алгоритмах я находила хоть какое-то успокоение - до тех пор, пока одним унылым сентябрьским вечером не позвонила Ксюша.
- Привет, Марго! - осторожно начала она.
- Привет. - вздохнула я.
- Я сегодня узнала, что у нас на районе писательница появилась…
Сердце мое ёкнуло.
Я молчала в трубку.
- Хорошо пишет. За душу берет…- продолжала она.
- Как ты узнала?
- Да вот один известный писатель, Саша Лапкин, в своем блоге рассказал. Сколько ты ему за рекламу заплатила, колись?
- Я ничего не платила…- впала в ступор я, - А что, он такой известный писатель?
- Марго, ты серьезно? - хохотнула Ксюша.
- Серьезно что?
- Серьезно не знаешь, кто он?
- Не знаю. Мы встретились один раз в «Оливье». Он спросил, где можно найти мою книгу.
- Поздравляю тебя, Марго. Теперь этот вопрос ты будешь слышать чаще.
- А что он про меня рассказал?
- Что ты - явление. Что у тебя чистый простой слог…
- А ты уже читала? - перебила я соседку.
- Да. И у меня к тебе очень много вопросов. Например..
Ксюша начала что-то тараторить в трубку, чувственно рассуждая про мой роман, а я уже не слушала её.
Зажала телефон между плечом и ухом и зашла на сайт, где была опубликована моя книга.
Просмотров действительно прибавилось. В разы.
А так же появился новый комментарий:
«В добрый путь, коллега-писатель!
Ваш олигарх Лапкин».
Я рассмеялась.
И удовлетворено захлопнула крышку ноутбука.

Конец.
24.04.2024
С любовью к моему мужу.
И к моим читателям ♥️

🖤

Пы Сы
Я не стала менять воссоединение Штефмана и Марго. Сделала главу более полной.
Решила добавить про роман.
Ведь Неабрамович изначально - роман про поиск романа.
Про роман заново.
Про роман в романе.
А я в прошлом финале скомкала эту тему.
К тому же была недосказанность с Володенькой. С ним тоже поставила точку.

Кстати, все правда.
И про пуанты, и про ноги, и про ТЭЦ, и про лампу, и про Славку Моткова и про Мурзилку и про разговор с одной знакомой о точке на карте.
Мне он понравился.
И запал в душу.
Пусть будет здесь.