У бабушки всю жизнь было железно:
– Поднялась? Ставь чайник.

А жизнь бывала разной. Репрессия. Тюрьма. Война. Ссылка. Возвращение в никуда. Ни к кому. Вдовство. Нищета. Скитания. Безысходность. Одиночество. Не до депрессий. А, может быть, и до них, но что она могла с ними поделать… Одна с двумя детьми, без пособий, помощи, поддержки. Только одно – ставить свой чайник. И она ставила. Всегда.

Сколько помню бабушку, столько помню её вечно пышущие чайники…
И крепчайший индийский – это себе. И в отдельном прозрачном, зелёный с травами и листьями – это для всех остальных. И ни разу, ни разу, чёрт возьми, не видела я её в суете, в страхе, в мелочной обиде.

Твёрдо стояла на своих сухих и длинных ножках. Не было денег – варила картошку. Не было одежды – перелицовывала свой старый сарафан. Нервничала – покрывала сильной лингвистикой обстоятельства, и жила дальше. Как жалела я одно время, что не дожила она до того времени, когда я уже могла, могла, могла… Могла дать ей другую жизнь, полный достаток, и удовольствия, которые легко покупаются за деньги. Жалела, а потом поняла – она не стала бы счастливее в дорогой шубе, и с икрой на завтрак. Не теми нитками была пошита. Это её, тогдашнюю, к нам бы сейчас, сюда. Чтобы посмотрела, как мы тут писаемся от короновирусов, инфляций, обнулений… Чтобы посмотрела, матернулась, да поставила свой старый зелёный чайник, который ни за что не хотела менять на другой, и который так и прогорел на плите за четыре дня до её смерти.

Надо жить.
Надо жить, наплевав на коронавирусы, инфляции, обнуления. Надо жить свою жизнь, не дожидаясь другой. Надо жить своими календарями, своей любовью, своими радостями и горестями…

Надо ставить свой чайник, дорогие мои. Потому что нельзя расплачиваться собой за чужие игры. Нельзя! Слышите! Банально, но жизнь одна. Ещё банальнее – она быстро проходит.

Ставьте чайник.
Живите сейчас.

— Лиля Град