– Мам, я хочу к тебе на ручки, – ребёнок бесцеремонно лезет на колени и обнимает за шею. Он делает это уже 10-й или 20-й раз за день. Он маленький, ему это нужно.

«Мам, посмотри, я вот что сделал. Мам, поиграй со мной. Мам, у меня не получается. Мам, мне страшно, обними меня и т.д.». Вечером я укладываю сына спать, засыпая, он щипает мою руку, мне больно, но я уже не обращаю на это внимания.

Я не знаю, может, кому и везёт отдавать детей на час/день бабушкам или няне, но у многих матерей такой возможности нет. Как не было её никогда и у меня. Дети со мной постоянно, старший где-то в зоне видимости, младший, пока был маленький, жил на мне в слинге. Я в таком состоянии научилась есть, пылесосить, мыть посуду и даже ходить в туалет. Нет, можно было, конечно, положить ребёнка в кроватку или на коврик, но тогда всё то же самое пришлось бы делать со скоростью света под ультразвуковой вопль младенца с пупочной грыжей.

Чуть позднее я смотрела на своих подруг, как они управлялись с кипящим супом вместе с ручным и везде лезущим годовалым дитём, второй спиногрыз в это время висел на коленке и требовал включить мультик или срочно найти синюю машинку. Мы всё делаем с детьми, 24 часа в сутки принадлежа только им, нас дёргают за волосы, щипают и кусают за грудь, орут в уши, шлёпают по рукам. И мы часто не можем ничего с этим сделать. Мы затроганы и оглушены, вечером, когда удаётся уложить детей и на несколько минут присесть, кажется, что воздух звенит от тишины, настолько нам непривычно это состояние.

А потом мы удивляемся своей злости на детей, когда на очередное «мам» мы грубо бросаем: «Отстань». Удивляемся апатии, нам уже ничего не хочется, только спокойствия и тишины, а ещё поспать в одиночестве, поесть двумя руками и не торопясь принять душ. Я это называю сенсорной перегрузкой, когда все наши органы чувств напряжены и постоянно находятся в работе: мы чувствуем кожей миллион прикосновений, часто болезненных, мы концентрируем свой слух, зрение, память, внимание. И всё это в условиях мультизадачности, когда нужно с этими самыми детьми погулять, купить продуктов, проследить за ними в магазине и на площадке и при этом быть ещё хоть какой-то хорошей мамой, а не гавкающей овчаркой.

Это трудно. Я вспоминаю, как с пятимесячным сыном я в какой-то момент превратилась просто в машину по обслуживанию ребёнка. У меня не хватало сил даже улыбаться ему, внутри было бессилие и полнейшая апатия. Организм решил перестать чувствовать, чтобы просто не чокнуться от постоянной перегрузки органов чувств. Ведь детей невозможно поставить на паузу, им совершенно всё равно, хотите вы сейчас обниматься или вам важно побыть в одиночестве. Ребёнок просто требует удовлетворения своей потребности в близости, в эмоциях, в телесном контакте. Для него мама – это неиссякаемый источник удовлетворения его нужд. Но правда ли мы неиссякаемы?! Правда ли мы можем в режиме 24/7 быть доступной, тёплой и понимающей?!

В условиях, когда тебя постоянно дёргают, трогают, разговаривают с тобой, просят посмотреть, понять, быть включённой... вот в таких условиях нереально находиться долго. И когда мы чувствуем нежелание брать ребёнка на руки, болезненно кривимся от звука его голоса, когда мы становимся отстранёнными – это не потому, что мы вдруг перестали любить своих детей. Это оттого, что мы истощились и нам самим теперь нужны помощь, поддержка и отдых. И это не про пирожное, шопинг или ванну с пеной, а про тихое место, где нас никто не трогает, где можно молчать или спать, такое место, в котором у нас есть возможность снова почувствовать саму себя, а не детей.

Есть такое мнение, что, для того чтобы вырастить ребёнка, нужна целая деревня. Сегодняшние мамы часто растят детей в одиночестве, без бабушек, без включённых и ответственных пап, но с огромной ответственностью за детское здоровье и безопасность. И вся та нагрузка, что раньше делилась на 5 – 10 человек, сейчас ложится на одну-единственную женщину. Поэтому мы ломаемся, и это не потому, что мы плохие, слабые, изнеженные и инфантильные матери, это – потому что мы просто живые люди.

Инна Ваганова