Боже, как же хочется тебя удержать. Схватить за руки. За плечи. Остановить время. Повернуть вспять дороги. Замереть ещё не надолго. Насладиться твоей доверчивой лаской и изумленным взглядом из-под длинных ресниц.

Но ты неумолимо растёшь. С ноги открываешь двери в новые этапы. Лезешь вверх и даже не оглядываешься. Покоряешь вершины, лестницы и города. А я покорно иду следом.

Тебя снова штормит. Рано, слишком рано для очередного кризиса. Я ещё не подготовилась, не прочитала нужных книг и не встала на новые рельсы. Но твой паровоз не ждёт меня, он гудит незнакомыми гудками, выдувает токсичные пары обид и скандалов, передёргиваний плечами и грубых фраз, закатанных глаз и многозначительных вздохов.

Замираю. Кричу что-то в ответ. Топаю ногами. Заламываю руки. Украдкой плачу в ванне. Кажется, я не справляюсь с собственным ребёнком. Звучит как приговор. Горит как клеймо на коже.

Стоп! Я знаю это чувство. Уже было, точно было. Когда? Вспомнить, понять. Ах, да, точно, когда в прошлый раз я не успела за твоим новым этапом. А ты вошёл винтом в кризис, как в штопор, не предупредив. Тогда ты ещё не умел говорить. Но сейчас-то, сейчас...

Слишком рано, слышишь?! Я не прочитала книжек. Я не знаю, как с тобой новым.

Но ты не слышишь. Ты бежишь вперёд по новым дорогам, гудя во все гудки, звеня во все колокола, раздвигая преграды, разбрасывая вещи, слова и чувства.

А я плетусь сзади. Как старый ржавый паровоз доисторической эпохи. Как в той книжке про пиратов, про тысяча шестьсот какой-то год:

-Мама-мама, а ты тогда уже была?

Конечно, сын, мама была всегда.

Есть.

И будет.

Где-то позади тебя.

Леля Тарасевич