Итак, по свежим следам, познавательная история про мой личный сорт ада – 3 роддом.
Когда меня экстренно оперировали, у нас с дочкой были зеленые воды. Знатные доктора, нашедшие в моих документах эпикриз из 4 роддома с выпиской «пищевое отравление», решили, что у меня инфекция /с учётом того, что к эпикризу были приложены все мои прекрасные анализы, а беременность моя была тупо переношенная/. Се ля ви, но и опербокс после нашей операции заливали, как от больных) Учитывая, что маляха родилась просто идеально здоровая.

После этой всей жести, о которой я писала пост назад, меня отправили в реанимацию, а дочку – в детское отдаление обсервации, где лежат недоношенные и больные детишки. Анализировать и наблюдать.

Когда я очнулась от общего наркоза /потому что местные меня не брали/, я сразу же стала спрашивать всех вокруг, где моя дочка? Что с ней? Медсестра - «не знаю». Забегающие врачи – «не знаю». Я была просто в отчаянии, позвонила мужу, и слава богу, к нему выходил ординатор, присутствующий на операции, который сообщил, что у нас всё прошло хорошо, что и я, и малышка абсолютно здоровы.

После этого наконец соизволил зайти и врач, который меня оперировал, который ни слова не сказал, а когда я начала допытывать его по поводу дочери, цитирую: «Ну ты же не отстанешь, да? Да всё нормально, успокойся. Сейчас позову к тебе педиатра». Стоит ли говорить, что никто не пришёл)

Утром следующего дня за мной приехали санитары, из спины вынули медаль эпидуралки, я еле встала и покатилась в обсервацию, где была дочка и куда меня определили. Тесная, душная палата на четверых (комната на двоих), соседка с недоношенным малышом на коленках, а я... Побежала узнавать у всех, когда мне привезут дочку. В итоге всеми правдами и неправдами я узнала, что могу прямо сейчас пойти ее повидать! Я, сгибаясь от боли, практически бегом побежала туда, куда показал святой перст медсестры. И вот она, лежит среди маленьких свёртков и странных ламп с крохами, моя сладкая, самая большая и светлая из всех розовых малюсеньких человечков, очаровательно щекастая булка, вот какое у неё лицо, вот какие волосики... Я стояла и плакала, смотря на неё, но забрать, сказали, смогу только после полудня.

Я ходила кругами несколько часов, а когда забрала малышку, начался круговорот треша: она не брала грудь, из которой молозиво уже текло ручьями, постоянно ленилась и плакала после смеси, у меня выворачивало матку и шов болел, как будто отрезали наживую живот, из рук торчали катетеры☹️ В палате очень мало места и очень душно, соседкин малышик даже не орёт, а ультразвучно скрипит, у нас нет даже пеленальника (на вопрос «А как пеленать ребёнка?» ответ «Что вам не нравится? Несите отдавайте его в детское отделение, там о нём позаботятся». Я пеленала на своей кровати в три погибели, покрывая её всю пелёнками, без бандажа (мы его сначала не успели купить, не рассчитывали на экс, и я обматывалась пелёнками). Но в итоге в первую ночь, рыдая с орущим ребёнком на руках, с болящим ВСЕМ (начиная от наливающейся груди и заканчивая ногами, на которые до операции не успела надеть чулки), без сна четвёртые сутки, я чуть не упала в обморок, и сработал закон «сначала наденьте маску на себя, а потом на ребёнка» – обливаясь слезами, я покатила кювезик в детскую комнату, где оставила дочку на несколько часов, чтобы прибежать за ней в 6 утра и продолжить мучать своей грудью. В итоге в эту ночь я спала где-то час, а в остальное время плакала и расцеживалась.

На следующий день в нашей душной палате появилось ещё пару человек – резкая и резвая женщина-гинеколог Юлия Станиславовна, констатировавшая, что со мной всё отлично и мы даже можем надеяться на выписку в субботу! Я не поверила своему счастью (и моя дагестанская соседка со вторым пкс – тоже: «Да ни уыпустят тэбя так ранээээ»). Потом пришла злая тётка-педиатр, которой впору в женской колонии работать, но и она обрадовала, что малятка моя в добром здравии). Больше не приходил никто, в нашей палате воняло какой-то перезрелой едой и людьми, давно не ходившими в душ (то есть всеми нами), от окна сильно сквозило, у меня начался адский кашель (попробуйте кашлять с распоротым брюхом), хрипы и насморк (как оказалось потом, это всё – последствия анестезий и наркоза), жарило от подступающего молока, голова трещала от детских криков, а соски разрывались от трещинок. Ребёнка я вынудила себя рассасывать и боролась с ней, как борцовская собака) Но я победила! Она начала охотно присасываться к груди, как маленькая пиявка, а я второй рукой переписывалась с подругой - чудесным консультантом по гв (забегая вперёд, я почувствовала на себе некий режим гиперкомпенсации, когда думаешь «сама не родила – но кормить во что бы то ни стало буду сама». ГВ-фея потом прилетела ко мне в воскресенье и всё окончательно наладила, могу поделиться контактами!).

В общем, так и тянулась минута за минутой, час за часом в прогорклой вони палаты, с писками и криками несчастных маленьких малышей (соседкиного бы ещё нужно было повыхаживать, на мой взгляд, он такой мааасенький был по сравнению с моей булкой), с осмотрами и обходами, с ужасной необходимостью отдавать ребёнка на два-три часа в детское отделение, где ему «проводили туалет» – самостоятельно это делать было запрещено, о чем повествовали многочисленные объявления на двери палаты.

Раз в наш первый совместный день с малышкой я пришла за советом и просьбой показать, как лучше приложить ребёнка к груди, которую та не брала из-за чёртовой смеси (грудь я готовила заранее и знала, что дело точно не в форме сосков или недостатке молозива). «Ну уот так уот!!» – пояснила мне в стиле спортивных видео Александра Курицына огромная медсестра, ткнув дочь мордочкой в мой сосок. «Ну уот проснётся, и дашь, у тебя сосочки, как у козочки, буагага!».

Раз я пришла к врачу с душераздирающим (и шво-раздирающим) кашлем, жуткими соплями, слезящимися глазами и охрипшим болящим горлом, попросила дать мне что-нибудь противовирусное или хотя бы маску, чтобы я не заразила малышку. «Не выдумывай! Пей вон чай горячий», сказали мне сквозь сон. Сейчас я уже знаю, что это реакция на кучу наркотиков, влитых в меня, но дома лечение помогло, хотя кашель, вовремя не предотвращенный в его зачатках, теперь влажно и заливисто разрывает мне живот.
Больше ни я никуда не ходила, ни ко мне никто не приходил)

Выписали нас с малышкой, слава богу, всеми правдами и неправдами, уже на четвёртый день! Я стояла рядом со своим врачом, который говорил, что мне нужно бы ещё остаться, и умоляла его – «отпустите меня, на меня больше нет медицинских назначений, доченька моя совершенно здорова, прошу Вас, пожалуйста!». За день до этого к доктору приезжала моя свекровь немного отблагодарить, он меня помнил и поставил заветную подпись. В течение дня весь младший медперсонал, с которым я сталкивалась, говорили, что это «нипарядок!» и «да кто тебя так рано выпишет!», но уже с утра в день икс я была на низком старте и судорожно считала минуты до выписки, обнимаясь с дочкой – «скоро папа нас заберёт, всё будет по-другому, всё будет хорошо». Когда чуть позже мимо проходила медсестра и я спросила, «а ничего, что за мной приедут на полчаса пораньше?», она ответила – «да иди ты уже хоть прям щас!», сильно я их подпекла своим ожиданием).

Ещё позже за мной пришла женщина из детского отделения, очаровательно сюсюкая нам и улыбаясь (она же четыре часа назад орала, когда я пришла за дочкой в детское отделение: «Я не успеваю!!! Сегодня приходите за детьми после часа!!! Не издевайтесь надо мной!»). Мы покатили кювез и моё туловище в выписную, там я всунулась в платье, заготовленное «на праздничную выписку с родителями и друзьями» (я попросила никого из тех, кого хотела и планировала видеть, не звать – друзей, большое количество родственников, фотографа, оператора). Там меня ждали муж, брат и мои родители. Я вышла, уткнулась в маму и плакала. Мы сделали несколько фотографий на телефон и поехали скорее в моё большое, тёплое гнездо, из которого не выбираемся и теперь.

Да, я эмоциональный человек, но обычно позитивно-эмоциональный. Да, я себя к такому не сильно готовила: настраиваясь на 4 роддом по отзывам, с мыслями «за меня врачи всё равно не родят, поеду по ОМС», «все рожают, и я рожу, ведь у меня идеальная беременность», пролистывая обучающие видео, когда доктор говорил «а что касается кесарева сечения...», надуваясь горячей малиной и маслом ночной примулы «для раскрытия шейки матки», я и подумать не могла о таком развитии событий. Анализируя сейчас, ещё доктор в жк не заметила у меня маловодия и начинающейся гипоксии у детки, от чего воды и были зеленые, а в 4 роддоме из-за рвоты и диареи на 2 пальцах раскрытия, до которых меня доковыряли, написали – пищевое отравление, и отпустили домой почти в 41 неделю. Да, повторюсь, я эмоциональна и обижена, но я обязательно хочу сохранить надежду, что в следующий раз и в совершенно другом месте всё будет замечательно! Поэтому муж уже копит деньги на вторую беременность, пока я перевариваю строки выписного эпикриза, что беременеть вновь в ближайшие годы мне вообще-то нельзя.
И мой циничный смех по поводу остеопатов, консультантов по ГВ и психологов, закрывающих роды, разбился о большой камень, вставший в горле после родов.

Я очень счастлива, что мы с дочкой здоровы, и благодарна бригаде врачей, которые меня оперировали.

Надеюсь, что время нам всем поможет) Время и дом.

*фоточка из палаты, наш первый день вместе. Набрала я за беременность 5 кг, скинула – 8, из них литр крови. Но сейчас я выгляжу уже гораздо лучше, честное мамкино слово😃

**кстати, при выписке совершенно никаких назначений я не получила (ни по обработке шва, ни по ребёнку, ни-че-го. Всё это время в роддоме, например, у малой закисал глазик, мы самостоятельно с мужем уже сейчас диагностировали дакриоцистит, с которым в самом роддоме ничего ровным счетом не делали, будто не замечали. Офтальмолог наши догадки подтвердил. Лечимся)

#3роддом #экс #историяродов