Я всегда считала что способна выдержать всё : голод, холод, ядерную войну..... но первый же год в общежитии - и я сдалась.
С голодом всё просто: оставленный на плите кусок варёного мяса бесследно исчезает вместе с кастрюлей.
Холод оказался страшнее: к батарее примерзал язык! Мы грели в чайнике воду, разливали в пластиковые бутылки и клали их под одеяло.
Душ же представлял собой мрачное подземелье: с потолка торчали трубы, а из стен ржавые краны.... никаких разбрызгивателей! Столб ледяной воды буквально прибивал к полу, оставляя на лбу синяки.
Дожидаться ядерной войны я не стала и при первой же возможности сбежала из общаги, потому что между вшами и воспалением лёгких я определённо выберу вшей.
Ушлая татарка баба Софа жила в ветхой этой самой двухэтажке и умудрялась сдавать квартирантам всё, кроме ванной. Я снимала маленькую кладовку на окраине Астаны практически по цене пентхауса в центре Парижа, зато там было тепло и от учёбы недалеко.
Сама баба Софа ютилась в маленькой комнатке с диваном, телевизором и котом Федей.
Ещё в юности Федя был неудачно придавлен тяжёлой дверью и слегка хромал на одну лапу.
Чувствуя себя виновной в Фединой инвалидности, баба Софа как могла пыталась искупить свой грех. Коту прощалось всё: он нещадно драл обои, регулярно удобрял бабушкину герань и метил всю обувь до которой только мог добраться!
Но однажды по ту сторону окна появилась симпатичная кошачья мордочка. ...и Федя перестал есть.
Он потерял покой и сон, целыми днями пялился в окно в ожидании рыжей вертихвостки.... Но виртуальная любовь барышне быстро наскучила.
В порыве отчаяния кот несколько раз пытался сбежать, но бабуля настигала его в парадной и продолжала любить.
Фёдор пытался утопиться в ванне с замоченным бельём, но был своевременно спасён... лишь только пукал мыльными пузырями. Баба Софа решила, что это несчастный случай... и продолжала любить.
А потом как-то раз, вернувшись с учёбы, я застала бабу Софу плачущей в коридоре над бьющимся в конвульсиях Федей. Выяснилось , что тайком проникнув в мою комнату, Фёдор перегрыз подключенный к сети шнур.
Но попытка суицида опять не удалась.
Бабуля его вылечила, выходила и стала любить ещё сильнее.
Федя больше не хромал. Ему просто не давали хромать! Теперь он перемещался по квартире исключительно на руках у бабы Софы. Стоило кошачьей лапе коснуться нестирильного пола, как его тут же подхватывали тощие морщинистые руки и прижимали к обвисшей, но полной любви и сострадания груди. Даже в туалет ,как персидского царя, его теперь носили на руках!
Фёдор осунулся, похудел и однажды.... смирился.
В коридоре стояли сухие тапки, герань бессовестно цвела, а за соседской рыжей кошкой уже плелись трое пушистых котят.