Впервые она увидела его осенью. Он был немыслимо прекрасен: статный, широкоплечий, чуть угрюмый, с серебряной искоркой в волосах… Глаза его озолотились пожарами увядающих деревьев, а на лице читалась печаль… Она затаила дыхание и даже зажмурилась – настолько он был непохож на других. Он прошел мимо, скользнув взглядом по ее белоснежному пальто, неслышно хмыкнул, думая о непрактичности и красоте.

Спустя три недели они случайно столкнулись на улице: он замешкался, глядя на оживленное движение, а она, по обыкновению не смотря под ноги, налетела на него, облив с ног до головы белым холодным чаем из стакана, что несла в руке. Он тогда еще засмеялся ее выбору напитка, потому что все нормальные люди по утрам пьют кофе. Она звонко засмеялась, тряхнула соломенной копной волос и хитро объявила, что, возможно, она сошла с ума. И он потерялся в ее стальных глазах, и не спал всю неделю, и бродил по улицам, мечтая мельком заметить кусочек ее длинного пушистого кремового шарфа.

Отчаявшись, он брел по аллее парка, как внезапно увидел ее – она сидела в центре разбросанных белых офисных бумаг и неловко потирала подвернувшуюся лодыжку. Он поспешил ей на помощь. Бережно взял на руки и прижал к себе ее продрогшее тело. Она обхватила ледяными пальцами его шею и нежно сдула иней с его ресниц.

Месяц пролетел вихрем в предновогодней кутерьме, они давно уже условились встречать праздник вместе, и она смешно морщила нос, выбирая украшения на елку и подарки знакомым. Они были счастливы, как никто в мире, беззаботно кружились в белых искрах и рисовали по замерзшим окнам. Он варил ей горячий шоколад по утрам, а она таяла от его нескромных взглядов. А потом она умчалась в командировку на другой конец страны, и он остался в одиночестве, как дурак, держа в руке неоткрытую бутылку шампанского под бой курантов.

Она вернулась в середине января. Он кричал и не хотел ее впускать, она пристыжено мялась у порога. Протянула несмело тонкие руки к его сердцу, и он ужаснулся, какая же она холодная. Схватил ее в охапку, крепко –крепко обнял, жарко шептал на ухо, что больше ее не опустит, она плакала на его плече хрустальными слезами от счастья.

А потом, в середине марта, она сказала ему: «Нам нужно расстаться…» И его душа онемела. Он не понимал, что сделал не так, куда она уходит и как ее удержать. Он цеплялся за ее светлую шаль, умолял не покидать его, но она была неприступной снежной королевой, бесчувственной и строгой. Лишь размытая тушь в уголках ее глаз могла рассказать ему о ее боли. И он понял, что никакие слова не помогут, и отпустил ее.

Она пропала. С каждым днем он учился жить заново, ледник в душе постепенно затягивался свежими цветами, он снова вспомнил как улыбаться, стал ходить на встречи с друзьями. Он старался не думать, где она и кто греет ее озябшие ладони. Медленно пришел апрель, а вместе с ним кажущееся облегчение. Одним ранним утром он услышал настойчивый стук к дверь. За ней стояла она. Такая же прекрасная и сумасшедшая, как раньше. Она влетела в его обитель, бросилась навзничь, увлекая его за собой, целовала застуженными губами его ключицы и шептала «не могу, не могу, не могу…».

Белоснежными бархатными бабочками падали на его грудь ее слова и ее слезы, и так кружилась голова…

***

- Как ты думаешь, Зима когда–нибудь оставит Питер? – спрашивает мой мужчина, глядя на огромные хлопья апрельского снега из окна.

- Оставит. Но обязательно вернется. – мурлыкаю я, прижимаясь к его спине.

©LisaMarussia