Как избежать эмоционального выгорания мамы?

Эмоциональное выгорание мамы.

АЛЕСЯ ЛОНСКАЯ | 19 НОЯБРЯ 2015 Г.

Младенец орал, наверное, 10-й раз за день и орал долго. В голове гудело. Успокоить было очень просто – приласкать, дать грудь. Но я поймала себя на страшной мысли, что не могу сделать простое и естественное действие - взять на руки и приложить к груди, как я всегда делала. Мне противно. Мне кажется, что из меня высосали все соки. И я просто НЕ МОГУ взять этого ребенка на руки, словно он – не мой. Словно не желанный. Я поняла, что я схожу с ума. Что мне хочется причинить вред ребенку. Сделать ЧТО-ТО, ЧТОБЫ ОНА ЗАТКНУЛАСЬ.

Недавно многодетная мама Елена Кучеренко ответила на мой материал «Каминг-аут карьеристки» и написала свою колонку про обратную сторону материнства. И если в моей статье многодетность казалась спасением от бессмысленности жизни, то из материала Елены выходит, что совсем оно не спасение. И что занятие детьми приводит женщину к коммуникативному голоду, дефициту и личного пространства, и личных достижений, и сенсорному голоду, отчего можно буквально сойти с ума. Елена, конечно, не жалеет о своем выборе, и я услышала из ее колонки предупреждение о неких правилах безопасности, которые все же нужно в декрете соблюдать. Вот об этих правилах безопасности, чтобы избежать эмоционального выгорания мамы – мой новый материал. Потому что я, Елена, через это тоже прошла. И пройду еще много раз – с каждым новым ребенком.

Я думаю, что для многих молодых матерей эта тема является запретной. Они не готовы признать, что за красивыми фотками в слингах в соцсетях, за уверенностью в любви и желанности по отношению к своим детям могут прийти жуткие психозы. Они уверены, что истории, когда мать выкидывала детей из окна и выбрасывалась вслед за ними, или истории, как мать, желая успокоить ребенка, как обезумевшая трясет его и обеспечивает ему смертельное кровоизлияние в мозг – никогда не станут их историями. Дай Бог, чтобы эти истории были про каких-нибудь алкоголичек, а не про нас с вами. Но, к сожалению, кроме бедности и алкоголизма, есть третий фактор риска, который делает с нами ужасную вещь: подавляет материнский инстинкт, отключает разум и внезапно погружает в желание причинить вред своему любимому ребенку.Этот фактор – эмоциональное выгорание мамы, которая находится одна в квартире с детьми младше 3-х лет более нескольких часов.

У каждой мамы будет разный запас прочности, зависящий и от опыта проживания стрессовых ситуаций, и от опыта материнства, и от возраста ребенка. Кто-то может выдержать и несколько суток (например, когда муж в командировке).Но рано или поздно накроет всех. Сначала вы почувствуете, что не способны больше проявлять эмоции нежности и «сюсюкаетесь» через силу. Это первый «звоночек»: у вас пропадает способность проявлять эмоции по отношению к ребенку и отвечать на его эмоции. И если вы живете в квартире с родственниками – в этот момент вы отдаете ребенка на руки кому-то другому. Так и делали женщины веками. Никогда, слышите – никогда не было в истории такого «счастья», как отдельная квартира. Ни дети, ни мамы к этому не приспособлены. И если вы живете в квартире с любящей бабушкой – можете дальше этот текст не читать.А вот если вам повезло жить в отдельной квартире – вы клиент эмоционального выгорания. Вы проигнорируете первый его признак (дефицит эмпатии к ребенку) и дальше с вами произойдет вот что.

Ребенок отсутствие эмпатии тут же чувствует и воспринимает это как угрозу своему состоянию. Ему бы помолчать, поспать, дать вам отдохнуть. Но этого – не будет. Он будет орать – именно сейчас, когда вам так необходим перерыв – он зайдется ором и не успокоится даже у груди, потому что из вашего молока так и сочится адреналин – гормон борьбы или бегства. Дальше вы попадаете в замкнутый круг: он орет – вы не можете успокоить – он орет сильнее – вы не хотите успокаивать, потому что его голос уже кажется вам противным.

Наступает момент, когда кора головного мозга просто проиграет более древней части вашей головы – лимбической системе, которая решит, что вам грозит опасность. Вы не ели, не пили, не писали, не спали много часов подряд, и вашему мозгу будет наплевать, что ребенок живой и желанный, что он не виноват. Мозг сыграет с вами злую шутку: он воспримет ребенка как агрессора, который немедленно нужно устранить. Мягкое проявление этого состояния – желание остаться одной. Жесткое – желание агрессии по отношению к ребенку.
Конечно, почти все из нас не пойдут за этим едва осознаваемым, страшным, стыдным желанием. У вас будут способы вернуть контроль себе и перестать быть животным. Прежде всего, наша защита – окситоцин, гормон привязанности кормящих матерей. Этого гормона гораздо меньше у пап. Это сыграло злую шутку со швейцарским альпинистом Эрхардом Лоретаном, который, оставшись на Рождество в одиночестве с любимым грудным сыном, исчерпал разумные способы его успокоить и в исступлении встряхнул кричащего младенца, и тот заснул уже насмерть. На суде папа плакал и раскаивался, и судья, будучи уведомлен о шейк-синдроме (синдром встряхивания младенца), который поражает в одинаковой мере как детей неблагополучных алкоголиков, так и детей любящих и правильных родителей, освободил отца от тюремного срока, сказав, что тот достаточно себя наказал. Так что папы в зоне риска больше, чем мы.

Но отец, который остается с ребенком более, чем на 3 часа в одиночестве, это все-таки редкость. А для матери быть с ребенком одной с утра до позднего вечера и делать все домашние дела – это сегодня общественная норма. Но норма ли это для нашей физиологии и психологии? Наш мозг говорит, что это – патология, что этого нужно избежать всеми силами. Вы не знаете, какая бомба в вас заложена и когда прозвенит звонок. Давайте признаем: периодическое наличие желания причинить вред ребенку – это не стыдно, более того, для многих из нас, живущих в отдельных квартирах, это – неизбежно, и эти эмоции нужно научиться безопасно проживать.

Мой лимит с первым ребенком был 10 часов одиночества. В 9 утра муж уходил на работу до 21 часа, но меня накрывало к 19-ти. Если к 19 часам я устраивала себе каким-то образом «перерыв» от младенца (путем визита бабушки, подруги или хотя бы дневного сна) – день проходил нормально. Но я не сразу угадала свой «час X». Однажды муж пришел с работы, а я выбежала из комнаты, некрасивая, заплаканная с возгласом «Я придушу ее!». Муж едва скинул ботинки и метнулся к младенческой кровати. Конечно, никого я не придушила и не собиралась. Из кроватки вопило нечто сопливое и красное, но вполне здоровое. Даром что вопило уже часа два. Минуту назад я вновь и вновь делала попытку успокоить ее грудью, только это были уже холодные объятия очень усталой мамы, которая рыдала в этот момент сама. Наутро я рыдала уже от раскаяния и просила прощение у мужа, что сказала такие страшные слова – «придушу». Я провожала его на работу со словами:

– Пожалуйста, приходи с работы пораньше. Мне кажется, что иначе я могу причинить ей вред.

И он приходил.

Но однажды он уехал в командировку.

Накануне я говорила: «Пожалуйста, не оставляй меня одну, давай вызовем такси, и я уеду к родителям». Я знала свою «бомбу». Но муж – не понимал меня. Он думал, что сутки я смогу потерпеть:

– Конечно, уедешь, но давай я сам отвезу тебя и помогу собраться. Подожди, пока я приеду через день.

– Нет, ты не понимаешь, я не могу подождать!

Он действительно не понял и обиделся. Он приводил кучу разумных доводов, что я сама не вынесу тяжелые вещи, что не хочет, чтобы меня вез чужой человек в другой город. А я стояла как в тумане. Он не понял меня, и я его не винила: когда муж дома, я адекватна и весела, мой ребенок смеется и радует нас. Он не мог понять, как страшен вечер в одиночестве с ребенком, когда ты уже не можешь выйти на улицу «разбавить» взгляд елочками, качельками и другими людьми, и сенсорный голод откликается ночными кошмарами, и некуда бежать.
Наступил вечер. Наступило эмоциональное отупение. 9 раз я успокаивала девочку любя, но на десятый меня надо было успокоить саму. Вот он, десятый. Я почти физически чувствую этот «приход», как сквозь ор я теряю себя, и в мутном взгляде рушится комната.

Я отстегиваю орущую девочку с детского стульчика и почти швыряю ее в кроватку – там она будет в безопасности от себя и от меня. Я убегаю в туалет.

Сколько времени я там провела – я не знаю. Через некоторое время я обнаружила себя сидящей на унитазе и тупо раздирающей кусочки туалетной бумаги. Я смотрела на белую стену, и по ней мелькали какие-то цветные мушки. Из комнаты доносились вопли младенца.

«Надо выходить». Я почти заставила себя выйти.

Дочь была вся в соплях. Противная.

Я стала молиться. Ор не замолкал. Потом я била боксерскую грушу мужа. Ор не замолкал. Наконец я поняла, что сама дочь не замолчит и надо что-то сделать. Надо ЗАСТАВИТЬ СЕБЯ ДАТЬ ЕЙ ГРУДЬ.

Я рывком, со злобой взяла дочь из кроватки и рывком же швырнула ее на диван. Силой всунула грудь в рот. Мне хотелось агрессии, пусть даже такой минимальной. По-максимуму старалась контролировать себя. По крайней мере, мне так казалось. Да, я резко с ней обошлась, но ровно настолько, чтобы ей было не больно. Пока еще я чувствовала эту грань.

Мы обе отключились и спали несколько часов. Вокруг был разгром и немытая посуда.

На утро я вызвала такси, собрала за полчаса три сумки, незнамо как – откуда только силы взялись – вынесла во двор тяжеленный упакованный манеж и все остальное барахло и уехала к родителям. Там я отоспалась и отъелась. Миновало. Я снова могла любить своего ребенка. Я с ужасом воображаю, что брось я в тот вечер Машу на кровать чуть посильнее или будь она чуть помладше – я могла бы обеспечить ей «синдром встряхнутого младенца» (шейк-синдром). Я действительно себя контролировала или думала, что контролирую?

Я подумала и о том, что другой маме в силу каких-то факторов риска может захотеться этой «агрессии» чуть больше – достаточно для того, чтобы причинить вред ребенку. Просто у нее будет меньше сдерживающих факторов. Она может быть младше меня, она может не кормить грудью и не иметь окситоцина в таком количестве в крови, она может просто не уметь успокаивать ребенка. Мы должны перестать винить таких матерей и сделать все, чтобы проинформировать каждую молодую маму еще в роддоме: «Дорогая, в тебе заложена бомба. Вот список рекомендаций, чтобы избежать взрыва».

Эмоциональное выгорание не проходит с окончанием младенческого периода – оно актуально и для мамы двух-трехлетки, потому что истерик у детей меньше не становится. И они так же остро чувствуют момент наступления отсутствия эмоционального отклика у мамы. И так же, как и в младенчестве, включают издевательскую сирену «Спасите меня от моей холодной матери».

Моя соседка – мама тоже почти трехлетней тоже Маши. Вот она шлет мне СМС с отчаянным возгласом: «Она орет уже полчаса. Я не знаю, как это можно пережить». И я отвечаю ей: «Ты одна? В одиночку это пережить нельзя». И мы приходим друг к другу «поплакаться» по очереди.

В следующей колонке я напишу способы предотвратить эмоциональное выгорание и сенсорный голод мамы. Пока правило № 1: не оставайтесь одни в квартире с детьми младше 3-х лет более нескольких часов подряд.Это опасно для жизни ребенка! Проинформируйте об этом мужа. Обзаведитесь подругами, которые были бы не в другом районе и не в социальной сети, а рядом, которых вы можете звать к себе в середине дня, чтобы «отпустило». Просите о помощи. «Скидывайте» ребенка на другие любящие руки, даже если бабушка будет кутать его в жуткие розовые шмотки, а дедушка халтурно подмоет попу. Однако помните о том, что «любящие руки» тоже рано или поздно испытают эмоциональное выгорание, и «час X» у них придет гораздо раньше, чем у вас.