Когда девочки начали носить розовое?

Каждое поколение формирует новое понимание маскулинности и фемининности, которое выражает себя в детской одежде

На фото маленький Франклин Делано Рузвельт чопорно восседает на стульчике, белая юбка свободно ниспадает на его колени, в руках он сжимает шляпу, украшенную пером марабу. Образ завершают волосы до плеч и лакированные выходные туфельки.

Сегодня этот образ показался бы нам тревожащим, однако общественные нравы 1884 года, когда будущему президенту США было 2,5 года, предполагали, что мальчики должны носить платья до того, как им исполнится 6 или 7, тогда же для них наставало время в первый раз подстричься. Наряд маленького Франклина все считали гендерно-нейтральным.

«В наши дни людям не составляет труда определять пол малыша или ребенка чуть постарше с первого взгляда, – отмечает Джоу Б. Паолетти, историк из университета Мэрилэнда, автор книги «Розовый и Голубой: Как отличить мальчиков от девочек в Америке», опубликованной в 2011 году. – Например, мы нередко видим розовую ленту на еще лысой голове новорожденной девочки».

Почему предпочтения в одежде маленьких детей изменились настолько резко? Откуда взялись эти два стереотипа – «мальчики в голубом» и «девочки в розовом»?

«На самом деле, это рассказ о том, во что превратилась нейтральная одежда», – поясняет Паолетти, исследующая культуру детской одежды вот уже более 30 лет. Она утверждает, что на протяжении многих веков все дети носили до 6 лет изящные белые платья. «То, что раньше было исключительно вопросом практичности: если ты одеваешь ребенка в белые платья и рюши, эту хлопковую одежду потом можно отбеливать, – превратилось в "О Боже! Если я надену на ребенка что-нибудь не то, у меня вырастет извращенец!"»

Движение в сторону гендерно-специфичной одежды не было однонаправленным или быстрым. Розовый и голубой, как и другие пастельные цвета, появились в детском гардеробе в середине XIX века, однако конкретно эти два цвета не использовались в качестве гендерных маркеров вплоть до Первой мировой войны. И даже после нее популярной культуре понадобилось немало времени, чтобы расставить все по местам.

Например, в рекламной статье «Детского отдела Эрншо», датированной июнем 1918 года, сообщалось: «Согласно общепринятым правилам, розовые вещи – для мальчиков, а голубые – для девочек. Ведь розовый более сильный и решительный цвет, и поэтому подходит для мальчиков, тогда как более нежный и изящный голубой больше идет девочкам». Другие источники утверждали, что голубой подходит светловолосым, а розовый – темноволосым, а третьи, что голубой цвет подходит голубоглазым малышам, а розовый – кареглазым.

В 1927 году журнал Time на основе рекомендаций крупнейших универмагов США составил диаграмму, какие цвета подходят для мальчиков, а какие для девочек. Бостонский Filene’s рекомендовал одевать мальчиков в розовое, а вместе с ним и нью-йоркский Best & Co., чикагский Marshall Field и Halle’s из Кливленда.

Сегодняшняя цветовая диктатура устоялась только к 1940-ым и стала результатом собственного осмысления производителями и универмагами «предпочтений американцев». «А ведь все могло быть совсем по-другому», – комментирует Паолетти.

Итак, бэбибумеров воспитывали уже в гендерно-специфичной одежде. Мальчики стали одеваться, как их отцы, девочки – как их матери. Девочкам приходилось носить в школу платья, но бытовые и мальчишеские покрои одежды для игр были вполне приемлемы.

Когда в середине 1960-ых женское освободительное движение заявило о себе и включило в свою повестку критику женственности и моды, набрал силу стиль унисекс – но теперь ситуация по сравнению с временами маленького Рузвельта перевернулась с ног на голову.

Теперь девочки стали одеваться в мужской манере (или, по крайней мере, неженственной), лишенной намека на гендерную специфичность. Паолетти обнаружила, что в 1970-ых в каталогах универмагов «Сирс и Роубак» за два года не появилось ни одной розовой вещи для малышей.

«Одежда, по мнению феминисток, была одним из тех методов, с помощью которого девочкам прививалась подчиненность, – объясняет Паолетти. – Они полагали, что если начать одевать девочек, как мальчиков, а не в кружева и рюши, то это даст им возможность чувствовать себя свободней и быть более активными»

Джон Мани, исследователь гендерной идентичности из Клиники Джона Хопкинса, утверждает, что гендер формируется в первую очередь благодаря социальным факторам и окружению. «И этот аргумент «социо, а не био» отсылает нас к опыту 1970-ых», – комментирует Паолетти.

Гендерно-нейтральная одежда была популярна примерно до 1985 года. Паолетти особенно отчетливо помнит это время, потому что на него выпало рождение двух ее детей – девочки в 1982 и мальчика в 1986. «Это было не просто внезапное нашествие голубого; это было внезапное нашествие голубого с медвежатами, держащими футбольные мячи» – делится она воспоминаниями. Все одноразовые подгузники тогда выпускались и в голубом и розовом вариантах.

Распространение тестов на предварительное определение пола ребенка стало мощным стимулом к переменам. Будущие родители, ожидая малыша, уже знали его пол и начинали заранее делать покупки, исходя из разделения товаров на «для мальчиков» и «для девочек». («Чем более специфичен ассортимент одежды, тем больше можно продать», – комментирует Паолетти). Розовое помешательство началось с комбинезонов и быстро охватило более дорогие товары, например, коляски, сидения для автомобилей и игрушки-качалки. Щедрые родители могли закупить все вещи для первенца-девочки, но если следующий ребенок рождался мальчиком, то все начиналось по новой.

Паолетти полагает, что матери, которые росли в 80-ые, под гнетом розового цвета, кружев, длинных волос и Барби, отвергают унисекс и для своих дочерей. «Даже если они сами феминистки, они видят все эти вещи под другим углом, нежели феминистки бэбибумерских времен, – поясняет исследовательница. – Они полагают, что даже если их дочка захочет стать хирургом, не случится ничего страшного, если она станет очень женственным хирургом».

Другой важный фактор – усиление потребительских интересов у детей в последние десятилетия. С точки зрения специалистов по детскому развитию, дети начинают осознавать свой пол между 3 и 4 годами, и это не особо заботит их до 6-7 лет. Но в то же время они становятся целью изощренного и всеобъемлющего мира рекламы с его ориентацией на социальные условности. «И вот из-за этого дети думают, что женственной становится та, у кого есть платье и длинные волосы, – дополняет Паолетти, – и их пристрастия и антипатии очень предвзяты и прочны».

Паолетти надеется, что аудиторией ее книги станут в числе прочих и специалисты, изучающие гендер с клинической точки зрения. Мир моды может поделить детей между розовым и голубым, но реальный мир состоит из индивидуальностей и не делится на черное и белое.

Автор: Jeanne Maglaty - smithsonianmag.com, 2011

Перевод: Roman Marchevsky

Оригинал: ссылка

Источник ссылка