Cамый мерзкий тип родителей!

Всякий раз, когда ты выруливаешь с детской коляской к детской же площадке, ты готовишься к тяжелейшему за день испытанию — к встрече с оккупировавшими ее мамашками. Чутье у них, как у коршуна, который видит твое приближение аж за километр. Ты для них всего лишь легкая добыча к ужину на их импровизированном пиршестве каннибалов. Своими хищническими взглядами они из-за оградки детской площадки выискивают новую жертву, в подкожный жир которой готовы вонзить свои острые когти для принесения на алтарь унижения очередной невинной жертвы. Жертвы в угоду их сатанинского самоутверждения.

И вот ты, ничего не подозревая, робко ступаешь за ограждение площадки, давая тем самым сигнал к их наступлению. Откуда-то из-за детского домика раздается душераздирающий женский вой, в стороны разлетаются шерсть, одежды и кусочки человеческой плоти. Мамаша вышла на охоту. Хоррор начинается. Все, мышеловка захлопнулась. Пробираясь через детские домики и ракетки, к тебе подходит первая мамашка и, слегка так склонившись, прищуривши взор, заговорщицким тоном вопрошает:

— А сколько вашему лет?

Ты, не подозревая подвоха, отвечаешь, предположим — «полтора!»

И тут происходит самое важное. То, ради чего она это и спросила. То, ради чего она, скорее, и ходит на детские площадки. То, ради чего она пришла в этот мир. То, чем она, подобно демону суккабу, хочет высосать твою душу до дна! Исполняя мимикой лица торжествующую пляску смерти, она отвечает: — А наш крупнее был в полтора!

И в этот момент глаза ее разгораются печью Освенцима с новой силой, с новым жаром в предвкушении новых жертв своего вероломства:

— А ваш уже буквы знает?

Ты, как наивный пионер, еще ничего не понимая, отвечаешь — нет, не знает.

— А наш знает! — изрядно повысив тон, разрезает спокойную вечернюю обстановку обезумевшая от своего величия мамашка. В ее глазах победа! В ее глазах раскрывается пятое кольцо Олимпийских игр в Сочи. В ее улыбке снисходительное презрение центуриона, вбивающего колья в запястья Христа.

Внезапно ты бледнеешь, застыв на месте от того, что сзади кто-то положил руку на твое плечо… Вечерний ветер доносит до тебя смрадное предчувствие чего-то пугающе-необратимого… Ты с замиранием сердца поворачиваешься и сталкиваешься глаза в глаза с бездной в лице еще одной мамашки… Пугливо одергиваешь руку и спрашиваешь: «… вам чего?»…

— А ваш уже на горшок ходит? — спрашивает женщина.

— Эээ… нет не ходит.

После чего женщина с чувством глубочайшего физиологического удовлетворения отвечает:

— А наш ходит…

Но ей оказывается этого мало: она достает магнитолу, включает в ней Вагнера и, налив глаза свежей христианской кровью, выжидает самую мажорную ноту в произведении, после чего ставит финальный аккорд:

— С годика ходит.

«Ну, хорошо, что ходит. Оставьте меня в покое» — думаешь ты, пугливо смещаясь в угол площадки… Становишься у детской ракеты, подсаживаешь в нее малыша, как вдруг из иллюминатора резко высовывается чье-то лицо и с криком «А ваш ребенок уже зашнуровывает ботинки?» вносит необратимые коррективы в разрушение твоей центральной нервной системы!

Ты идешь на хитрость и отвечаешь «Да! Да! Зашнуровывает! Отъебитесь уже от меня, мерзкие твари!» Но мамашку невозможно перехитрить. У нее на такой случай заготовлен ПЛАН Б:

— Ах, значит зашнуровывает? А со скольки лет он зашнуровывает, а?

— Блядь, я не знаю… с года зашнуровывает!!! Уходи, сволочь! Не мешай нам жить!!!

— Ага!!! А наш с пяти месяцев! — отплевываясь чувством презрения, ставит жирную точку это лицо.

После этого ее тело обмякает, будто бы после оргазма, полученного путем физического опустошения трех негров, и она сползает куда-то в низ ракеты…

Дальнейшее развитие действий, как правило, напоминает сюжетную линию кинофильма «Рассвет мертвецов»: со всех четырех сторон, вытянув руки вперед, на тебя надвигаются мамашки:

— А наш уже говорит слово «рентгеноэлектрокардиография»!

— А наш говорит «метилпропенилендигидроксициннаменилакриловая кислота»!

— А наш уже учит немецкий и испанский!

— А наш уже живет половой жизнью!

— А наш уже оканчивает филфак МГУ!

— А наш силой мысли воспламеняет предметы!

— А наш сходил ферзем и Крамнику мат поставил…

— МОЗГИ!!! МОЗГИ!!!

И как-то неудобно в этот момент становится… потому что наш тоже сходил ферзем… но лишь когда проглотил его случайно.

Ты в приступе панического ужаса дзюдоистским приемом бросаешь через бедро первую оказавшуюся на пути мамашку и бежишь прочь, куда глаза глядят. Утирая со лба холодный пот, оглядываешься назад… На этот раз оторвался. Завтра тебя ждет новое испытание судьбой.

Вечер… Звонишь родственникам/знакомым… Они спрашивают: «Как там грудничок? Он у вас еще писается?»

— Да — отвечаешь ты в надежде на то, что хоть здесь не будет подлянки…

— А наш нет! — громом среди белого дня убивает твою веру в человечество родственник.

— Так вашему уже двадцать! — в гневном порыве бросаешь ты трубку, успев напоследок крикнуть: «Сдохните твари!»