Дом номер 4 на Северной улице. Тихий двор, уютный садик с черемухой и вишнями, покосившаяся лавочка. Тебе сейчас столько же лет, столько и мне, - тридцать семь. Мы переехали сюда, когда мне не было ещё и года. Наша маленькая трёхкомнатная квартирка тогда казалась маме пиком комфорта, ведь в ней были водопровод и канализация. Второй подъезд, третий этаж, первая дверь налево с табличкой 21. Всего в доме было двадцать четыре квартиры, и конечно все обитатели этого дома знали в лицо не только своих соседей, но и всех их родственников. У нас была большая шумная армянская семья. Армяно-татарская, на самом-то деле, но татарская часть семьи никак себя не проявляла, жила себе тихо и мирно, а вот армянская была известна всем. Глава нашей семьи, папа, Гвидон Акопович, для своих - просто Гевуш, - видный мужчина: высокий, стройный, черноволосый, с огромными карими глазами и пристальным взглядом, действие которого можно было сравнить с действием рентгена. Говорить этому взгляду неправду было невозможно. Но опытные люди уверяют, что можно было просто не договаривать правду. Однажды я услышала, как соседка спросила маму: "Как ты с ним живёшь? Он же строгий какой, никогда не улыбается даже!!!", на что мама загадочно улыбнулась и раскрыла секрет: "Ну вот так и живу...", не признавшись при этом, что очень он даже улыбается, а то и хохочет как ребёнок. Папа выходил из дома очень рано, а возвращался очень поздно, поэтому видела я его не каждый день. Зато мамину фразу "Ох, если папа узнает!" я слышала каждый день по несколько раз, поэтому папин образ в моей голове был почти мифическим. Как добрый волшебник Гудвин, великий и ужасный, - вот примерно таким казался мне тогда папа, которому, к слову, тогда не было ещё и тридцати...
Моя мама, Альфия Галимовна, для соседей и друзей просто Аля, а для папы - Альф. Конечно, он называл ее так не в честь того персонажа, про которого есть детский фильм, но когда увидел фильм, от души посмеялся, и стал называть её так ещё чаще. Пухленькая молодая женщина башкирско-татарских кровей (за что папа прозвал ее башкирской еврейкой) , с зелёными глазами и копной роскошных каштановых волос. Добрая, отзывчивая хохотушка, отличная хозяйка и вечновлюблённая жена. Мама работала в какой-то строительной организации и кипами заполняла какие-то странные бумажки, на которых было написано "Наряд". Ничего нарядного в этих бумажках на самом деле не было, только цифры и буквы. Глядя на маму, я тоже любила писать "наряды". Брала бумагу и рисовала там каракули ровными строчками. В свободное от работы время мама занималась хозяйством: убирала, стирала, гладила, готовила. Когда у мамы было хорошее настроение, она, занимаясь домашними делами, громко пела романсы. Когда настроение было плохое, она садилась раскладывать я пасьянсы. Раньше не было мобильных телефонов, и, если у мамы возникали сомнения относительно папиного местонахождения, то она раскладывала пасьянс. Это как GPS отслеживание, только лучше. Если GPS покажет только где находится человек, то пасьянс показывал маме ещё и с кем он находится и чем занят. Пасьянсам мама доверяла, поэтому после пасьянса она либо продолжала петь романсы, либо садилась немножко всплакнуть. В свободную минутку, пока суп доваривается....(сестра начала писать книгу про наше детство, вот вам отрывок...у меня катиться слезы, будто я там сейчас оказалась....)