Мой маленький, дождливый, вечно не спящий Париж

Я родила ее по любви. Пятнадцать месяцев назад – в прошлой жизни, если по новому курсу.

Пятнадцать месяцев эта девочка засыпает на сгибе моего локтя. Смеется до икоты, плачет до пролетающих кометами соплей. Стоит на диване, оттопырив попу. Не дает подстригать ногти на ногах. Уморительно танцует – как бабушка на дискотеке в Гидропарке. Обижается с грудью во рту, потрошит упаковки подгузников, показывает «глазки» у батареи, бодается с зеркалом. Лепит котлеты из салфеток, прячется за сушилкой, жует шторку в ванной. Прыгает на моем животе, пытается вставить в разъем телефона вилку для спагетти, кричит «даааать!», «гиии!», что-то еще императивное…

С ней я стала другой. Раньше я парила над жизнью пустым пакетом, теперь – плетусь мелкими осторожными шажками, как по гололеду. Я не пью горячего в постели, не пускаю кашляющих в дом, не езжу в плацкарте на верхних полках. Моя подводка засохла, заначка потратилась, приятели растерялись. Все изменилось.

Идеальная девушка, гуляющая по магазинам с укладкой, шарфиком, клатчем и малышом – не я. Это не меня вы видели спустя две недели после родов на вечеринке в честь хэллоуина. Не я учила вас качать нижний пресс, зажав между икрами пятикилограммового грудничка. В моем маленьком материнстве плановой оказалась только мойка роддома, в котором мы собирались рожать. Все остальное шло наперекор и врасплох: океаны бепантена, экс, сугробы, страхи, аллергия, разного размера грудь, лактостаз на день рождения, ежедневный обратный отсчет от еды до сна…

И не то, чтобы я не ожидала трудностей. Просто так вышло: я думала, что быть мамой – это катать по парку белую коляску. С большими такими надувными колесами. А подготовиться к материнству – значит, переставить вазы на верхнюю полку, прочесть Комаровского, поклеить новые обои и вылечить кариес. Я думала, моя дочка будет спать в кроватке, а не животом на затылке у папы. Я думала, она будет спать по восемнадцать часов в сутки, а не по вторникам и четным субботам. Я думала, она будет спать, а не вскакивать от звука звякнувшей о краешек блюдца чайной ложки. Я думала, она будет спать!

Я думала, она привыкнет есть капусту, а не лезть по локоть в мою тарелку с пловом. Я думала, она будет носить дома мимишные костюмчики, а не чехол для искусственной елки и вывернутые наизнанку носки. Я думала, ее любимой игрушкой станет кукла Тильда, а не ручка от старой швабры, удачно нарытая на балконе. Я думала, ей будет нравится ездить в коляске, а не катать ее, сидя у меня на руках. Я думала, она впервые спустится с дивана под восторженные папины ободрения, а не лбом об паркет, пока я на секунду отвернусь. Я думала, на прогулке я буду делать селфи, а не привязывать ее шарфом к ноге, чтобы быстро пополнить счет на телефоне.

Я думала, когда Майя родится, я буду рыдать от счастья, а не валяться под общим наркозом в операционной. Я думала, постродовая депрессия – это из разряда широкой кости, телегонии, антибиотиков против гриппа, а не реальная потребность сутками лежать в ванной – до остывшей воды и сморщенных подушечек пальцев. Я думала, у меня останется много всего личного: чашка, мнение, время, кресло, грудь, друзья, смысл жизни… Черт возьми, я многое представляла себе совсем, совсем иначе!

Но утром солнце волнами падает на ее разбросанные по комнате вещи. Майя всегда просыпается первой, смотрит мне в зрачки, кусает за нос, растягивается поперек подушки. Я меняю ей подгузник, напевая что-то случайное («акція дієєє, кишеня радієєєє…»), с выражением восхищаюсь немыслимой красотой ее младенческого пупка, прошу не выбивать мне передние зубы. Потом технично засовываю ее в колготы, как продавец картошки подвешивает авоську на крючке кантера. На кухне нас уже дожидается заботливо обутая в сапоги табуретка, плавающие в чае детали лего дупло, торчащий из сортера половник…

И, знаете, странное дело,. Если в этот момент какой-то невидимый Божий ассистент аккуратно одернет меня за локоть: «Слушай, Вика, а давай-ка отменим эти два года, аннулируем, перепишем, забудем?», я уверенно пошлю его куда подальше. Да, я многократно, глубоко, фатально ошибалась по поводу материнства. Но одно мое заблуждение стало решающим: я думала, что буду любить свою дочку. Но даже не подозревала, что буду любить ее НАСТОЛЬКО.

Наверное, это громадное чувство и делает все остальное переносимым. Ведь за настоящий талант мы прощаем дурные манеры и не замечаем дождя, впервые гуляя по Парижу. Так вот: спящая на сгибе локтя Майя – и есть мой маленький, дождливый, вечно не спящий Париж.

Вика Козинец
источник ссылка...